У «дела Сычева» и «дела Михеева» очень много общего. Остается надеется, что жертве армейской уголовщины не придется ждать справедливости семь лет.

Спор об обстоятельствах дела Андрея Сычева так тесно переплелся с дискуссиями о политике и морали, что неангажированному наблюдателю сложно понять не только, что случилось в челябинском танковом училище, но и куда двигается следствие. С правовой точки зрения, дело Сычева на настоящий момент сводится к двум основным фактам: Андрей поступил в ведение государства (в армию) с более или менее здоровыми ногами; в период пребывания в ведении государства у Сычева возникла гангрена ног, которая не только потребовала ампутации, но и поставила под угрозу его жизнь.
Пытки и жестокое и унижающее обращение в правовом понимании не ограничиваются избиениями или другими физическими истязаниями. Для заключенных, солдат и других лиц, чья возможность позаботиться о себе ограничена государством, жестоким обращением становится отказ в пище, медицинской помощи, возможности поддерживать личную гигиену и пр.
На юридическом языке такие факты называются «вызывающими серьезные подозрения о пытках или жестоком и унижающем обращении». Самый детальный свод правил о том, как надо рассматривать такие дела, разработал Европейский суд по правам человека. Не так давно, кстати, эти правила были применены к российским реалиям на примере дела Михеев против России. Решение по делу было оглашено 26 января – буквально через день после начала активного обсуждения трагедии Андрея Сычева в российских СМИ.
Дело Алексея Михеева, о котором «Газета.Ru» ранее неоднократно писала ,), на дело Андрея Сычева чем-то похоже. Михеев тоже попал в ведение государственного органа. Правда, не армии, а милиции и не по призыву, а по подозрению в изнасиловании и убийстве. Как и для Сычева, для Алексея Михеева нахождение в государственном учреждении закончилось трагически. Выбросившемуся из окна РУВД Алексею Михееву парализовало ноги и нижнюю часть тела. Причины, толкнувшие Михеева к попытке самоубийства, так же как и причины возникновения гангрены у Сычева, объясняли по-разному. Сам Михеев утверждал, что его пытали, прикладывая электроды к ушам, а расследовавшая дело прокуратура говорила, что Михеев прыгнул в окно по слабости характера.
Замечания Европейского суда по делу Михеева вполне применимы к делу Андрея Сычева.

В особенности те из них, что касаются порядка проведения расследования. Сейчас, когда следствие по делу Сычева еще идет, военная прокуратура имеет возможность эти замечания учесть, тем более что уполномоченный РФ при Европейском суде Павел Лаптев сказал, что решение по делу Михеева должно быть тщательно изучено органами прокуратуры. А мы, в свою очередь, можем использовать замечания суда для оценки результатов расследования происшедшего с Сычевым. Или любого другого расследования по подозрению о пытках или жестоком и унижающем обращении.
Отправной точкой в правовой аргументации суда был следующий принцип. Если обстоятельства происшествия находятся целиком или в большей своей части в исключительном ведении властей – например, когда человек получил травму во время нахождения под их контролем, – действует презумпция виновности государства.
И именно государство должно представить обществу внятное и убедительное объяснение любых подозрительных происшествий в тюрьме, в отделении милиции, в казарме или интернате.

То есть не Михеев должен был доказывать органам следствия, что его пытали, а, наоборот, органы следствия должны были объяснить, отчего это задержанный сначала признался в преступлении, которого не совершал, а потом выпрыгнул в окно. Так же и с Сычевым: пока прокуратура не предъявит убедительные доказательства, указывающие, кто именно виноват в возникновении гангрены у Сычева, виноватым считается государство.
С точки зрения Европейского суда, в случаях возникновения подозрений о пытках или жестоком и унижающем обращении первейшей обязанностью властей является проведение эффективного расследования. Такое расследование нужно не только человеку, жалующемуся на пытки. Оно нужно и государству, чтобы привлечь нарушивших закон чиновников к ответственности, чтобы обеспечить выполнение своих законов. Или чтобы снять с себя безосновательное обвинение в пытках.
Суд справедливо замечает, что расследование не обязательно должно привести к выводам, полностью совпадающим с позицией жалобщика. Впрочем, это вовсе не означает, что, например, военная прокуратура, получившая очередную жалобу о дедовщине, может сказать: «Мы допросили офицерский состав, который отрицает наличие в части фактов неуставных отношений. В ходе расследования жалоба подтверждения не нашла». Эффективность расследования оценивается не по формальным признакам, а по его качеству. А качество напрямую зависит от его тщательности. Следственный орган должен предпринять все действия, с помощью которых можно установить обстоятельства дела и разрешить спорные вопросы. Если речь идет о предполагаемых пытках в милиции, армии или других закрытых учреждениях, особое значение имеет допрос свидетелей из числа гражданских лиц. Такими независимыми свидетелями могут оказаться, например, врачи, к которым из милиции или воинской части поступил пациент с травмами. Круг свидетелей определяется исходя из обстоятельств конкретного дела. Рассматривая ход расследования по делу Михеева, суд указал, что прокуратура не предприняла усилий, чтобы допросить сокамерников, с которыми Михеева держали в ИВС, а так же пациентов больницы, куда Михеев попал после падения из окна РУВД.
Много информации может дать осмотр места происшедшего – кабинета следователя, камеры, казармы. Применительно к делу Михеева суд отметил отсутствие достоверной информации о том, проводился ли обыск кабинета, где, по словам Михеева, его пытали при помощи специального прибора. Не менее важное значение для установления истины имеют экспертизы. Когда нет независимых свидетелей, данные о характере телесных повреждений и путях их возникновения становятся решающим доказательством, подтверждающим или опровергающим версию пыток. К сожалению, телесные повреждения, как и любые другие материальные следы, неустойчивы. Экспертиза может служить надежным источником доказательств, только если она проведена своевременно. Рассматривая ход расследования по делу Михеева, Европейский суд признал запоздалой медицинскую экспертизу, проведенную через пять недель после того, как к Михееву, предположительно, были применены пытки. Качество расследования по делам о пытках, с точки зрения суда, во многом зависит от независимости следственного органа. Причем независимость измеряется не только наличием или отсутствием административных связей, скажем, между отделом милиции или воинской частью, где, предположительно, производились пытки, и подразделением прокуратуры, которая это дело расследует.

На примере дела Михеева суд показал, что вопросы независимости расследования имеют личностный аспект. В то самое время, когда из Михеева при помощи пыток старались получить признание в изнасиловании и убийстве, в РУВД находился заместитель областного прокурора. Когда после первой серии пыток Михеева привели к прокурору на беседу, он обратился с жалобой на незаконные методы ведения следствия. Заместитель областного прокурора на жалобу отреагировал приказом увести Михеева «туда, откуда привели», то есть фактически одобрил применение пыток. Европейский суд отметил, что расследование жалобы Михеева на пытки велось районной прокуратурой, на работу которой заместитель областного прокурора мог оказывать непосредственное воздействие. Другим моментом, ставящим под сомнение независимость следствия, был тот факт, что выполнение ряда следственных действий (а именно – поиска и допроса одного из свидетелей) был поручен сотруднику милиции, косвенно участвовавшему в выбивании показаний из Михеева.
Европейский суд не удивился тому, что милиционер свидетеля – инвалида-колясочника – по месту жительства так и не нашел.

Рассматривая дело Михеева, суд указал, что независимость следствия надо оценивать не только исходя из наличия или отсутствия иерархических или личных связей между следователями и потенциальными виновниками пыток. По мнению суда, большое значение имеет независимость выводов следствия. Следствие по делу о пытках в армии не может опираться только лишь на показания потенциально замешанных в это дело военнослужащих. Так же и следствие по делу о пытках в милиции не может обосновывать вывод, что пыток не было, только на основании показаний самих сотрудников милиции.
В деле Михеева чрезмерный упор на показания милиционеров был расценен судом как признак зависимости следствия. Кроме того, суд указал на недопустимость жонглирования доказательствами, когда в пользу одной выбранной версии (в случае Михеева – версии об отсутствии пыток) следователь просто не упоминает те доказательства, которые эту версию опровергают, или необоснованно утверждает, что такие доказательства дефектны.
Требования тщательности и быстроты следствия, а также объективности оценки доказательств, выдвигаемые Европейским судом, не противоречат нашему процессуальному законодательству.

Хотелось бы надеяться, что работники прокуратуры, ведущие сейчас расследование по делу Сычева или по другим делам о дедовщине и милицейском насилии, будут следовать им, чтобы пострадавшим не пришлось, как Михееву, отстаивать свою правоту в течение семи лет.

Автор – эксперт центра «Демос» Ольга Шепелева. Газета.Ру