г. Москва, гост. "Россия"
30 июля 2004 г., пятница

Костанов Юрий Артемьевич, к.ю.н., доцент, эксперт Независимого Экспертно-Правового Совета, председатель Президиума Московской коллегии адвокатов "Адвокатская палата", член экспертных советов, действующих при комитетах по конституционному законодательству и судебно-правовым вопросам в Совете Федерации и Государственной Думе РФ, государственный советник юстиции 2 класса.

Стенограмма лекции.
Особенности работы органов прокуратуры в делах о пытках и др. нарушениях прав человека (ст. ст. 2, 3,5, 8 ЕКПЧ)

Мы предлагаем убрать термин "допуск" из УПК, заменить его термином "вступление". Кроме того, есть еще очень важные вещи. Мы предлагаем включить в кодекс положение об обязанности следователя, прокурора и суда удовлетворять любое ходатайство защитника, направленное на увеличение доказательственной базы.

Из чего мы исходим здесь? УПК говорит, что у нас существует состязательность. Состязательность в том объеме, в каком она существует сегодня, была, кстати, и в УПК РСФСР. С тех пор практически ничего не изменилось. Единственное, что было добавлено, так это право опрашивать граждан. Что такое опросы, никто не знает. Органы адвокатского сообщества - отдельный совет палат и федеральный совет - пытаются как-то разъяснить, какие-то дать рекомендации, как опрашивать, как оформлять. Однако это все наша самодеятельность - не более того. В законе никто ничего не написал о правовом режиме этих опросов. Более того, сколько у нас не опрашивали, все результаты опросов могут приобщиться к материалам дела только в том случае, если следователь или суд удовлетворят наше ходатайство о допросе этого человека в качестве свидетеля. Они обязаны удовлетворять любое ходатайство, если оно имеет отношение к делу. Что имеет отношение, что нет, решают сами следователи. Суды относятся к этому тоже не лучше, чем следователи. Поэтому и предлагается обязать суды всегда удовлетворять такие ходатайства. В старом УПК суд обязан был удовлетворить любое ходатайство в дополнение следствию, поданное на стадии назначения дела. Сегодня этого в УПК нет вообще. И это находит некоторое основание в статье 15 УПК, посвященной состязательности.

Если вы помните, состязательность в нашем УПК сформулирована несколько шире, чем в Конституции. Насколько я понимаю, гораздо шире, чем в международных нормах. Там написано, что состязательность - это не просто равноправие сторон (если бы они после этого поставили точку, было бы еще ничего), а дальше написано, что в уголовном процессе выделяются три функции: обвинение, защита и разрешение дела. Это теоретическое положение само по себе тоже абсолютно правильное. Дальше пишут (я не очень понимаю, для чего эта фраза вообще нужна в УПК): недопустимо объединение этих функций в одном должностном лице или одном органе. Что это значит на практике. Самый главный смысл, который практика придает, это не то, что адвокату нельзя обвинять. Защитник есть защитник. Не то, что суд не должен брать на себя функцию стороны, все равно он ее берет, и УПК ему, кстати, не препятствует в этом. Это легитимизирует их обвинительный уклон, и когда я следователю говорю: "пожалуйста, допроси вот этого, проведи такую-то экспертизу или такую-то очную ставку", он мне отвечает - "а это уже направлено на защиту, а я не должен защищать. Эта функция защиты - это не моя функция, и я этим заниматься не буду". Вот к чему это приводит на практике.

Спор этот возник очень давно - еще где-то в конце 70- начале 80 годов. Это была теоретическая позиция покойного профессора Савицкого. И мы поддерживали тогда еще профессора Морщякову. Дискуссия (уровень, конечно, был не очень высокий - я тогда работал в институте повышения квалификации прокуратуры Союза) - мы отстаивали такую позицию: прокурор обязан осуществлять надзорные функции, в том числе и в суде. Нам говорят, что это плохо - прокурор не может быть над судом. Я говорю, что надзорная функция не ставит прокурора ни над судом, ни под судом, ни слева, ни справа. Географические и пространственные пределы неприменимы. Не надо путать надзорную деятельность прокурора с судебным надзором. Судебный надзор означает право надзорной инстанции отменить, изменить судебное решение. А прокурорский надзор состоит только в том, чтобы выявить нарушение закона и обратить внимание уполномоченного органа на это нарушение с просьбой его устранить. Больше ничего.

Прокурор сам никуда не вмешивался никогда. Вот, он обнаруживает, например, нарушения в трудовом законодательстве в министерстве, самое большее, что он может, это не отменить незаконный приказ, а обратиться к министру, чтобы министр заявил либо протест на конкретный приказ, либо сделал представление. Суд в этом случае был точно в таком же положении. Что плохого в том, что существовал орган, обязанный обратить внимание суда на допущенные нарушения закона, я до сих пор не пойму. Как бывший прокурор, я хорошо помню ситуации, когда по какой-то причине защитник не мог реагировать на нарушения суда по отношению к подсудимому. А я, прокурор, которого учили с детства, что мне нужен не любой обвинительный приговор, а только законный, я на это реагировал, потому что знал, что ежели здесь все это произойдет незаконно, как это делал суд, то потом этот приговор будет ущербным, и можно будет его опротестовывать, обжаловать и т.д. А зачем мне это надо? Я государственный обвинитель. Я верю в то, что делаю, и мне не нужно каких-то "левых" способов обеспечения обвинения.

Например, такая конкретная ситуация: защитник опаздывает на заседание с перерыва. Он пошел, пардон, в туалет в соседнее здание. Он мне об этом сказал и попросил предупредить председательствующего, что опоздает на пару минут. Председательствующий был аккуратист - вот два часа ровно. Начинаем заседание. Он вызывает в зал свидетельницу. Защитника нет. Я ерзаю все больше. Он на меня недовольно глядит, но я пока молчу. Председательствующий выясняет у свидетельницы фамилию, имя, отчество, предупреждает ее об ответственности за дачу заведомо ложных показаний. Тут я вскакиваю и говорю, что допрашивать свидетелей в отсутствие защитника закон не позволяет, на что я вынужден обратить Ваше внимание. Защитника нет, он противодействовать, соответственно, не может. А я считал себя обязанным это сделать. Что это? Надзорная функция, скорее всего. Так вот почему это плохо, я до сих пор не пойму. Тем более, по нынешней Конституции государство обязано защищать права граждан. Единственные государственные органы, которые могут это сделать на следствии и в суде, это следователь, прокурор. Тем не менее, с этим стали тогда бороться, и говорят, почему бороться. А потому, говорят, что у прокуратуры всегда это получалось плохо. Я же говорил, что советская юридическая наука на протяжении многих десятилетий часто сводилась к обильному цитированию руководящих партийных документов. Но на этом основании никто не предлагает закрыть институт государства и права. Если кто-то что-то делает плохо, заставьте его делать это хорошо. И вообще уголовный процесс, моя позиция, можно представить как систему противовесов, уравновешиваний. Это один из аспектов, конечно, это не исчерпывает всего.

Суд уравновешивает стороны. В самом суде коронного судью уравновешивают заседатели (когда народные заседатели, присяжные и т.д.). Стороны уравновешивают друг друга - обвинение уравновешивает защиту и т.д. И если из этого исходить, то все бы там получалось достаточно нормально. Но нет, говорят, не так. И дальше, развивая эту ситуацию, они говорят, что нельзя объединять в одном органе разные функции. Надо обязательно разделить. Прелесть в том, что этого сделать все равно не удалось. Суд у нас арестовывает людей, санкционирует обыск. Чтобы не говорили сегодня сторонники этой практики, это все-таки деятельность обвинительная. И не случайно в первой редакции УПК РФ рассмотрение судьей вопроса об аресте исключало возможность его участия в последующем рассмотрении дела по существу.

И еще в кодексе был такой принцип процесса как беспристрастность суда. Потом наши законодатели то ли по просьбе Верховного Суда, то ли Судебного Департамента вдруг вспомнили, что треть судов в стране односоставные и еще одна треть - двухсоставные (на тот момент, по крайней мере). И значит, соблюсти это правило невозможно. Ну, как в нормальном правовом государстве должна решаться проблема такая? Конечно, надо организационный момент поставить на службу правовому принципу, то есть, если у вас не хватает судей, извольте раскошелиться и еще увеличить состав судов. Как делается в нашем правовом государстве? Нужно растоптать принцип, потому что у нас организационный вопрос всегда выше. И что происходит? Из статьи (не помню сейчас ее номера), где речь идет об основаниях для отвода, убирают этот пункт, и теперь судья, арестовавший человека, вправе решать вопрос о том, виноват он или не виноват, хотя, конечно, если он арестовал, у него в голове лежит все, что нужно для того, чтобы его осудить. И убирается упоминание о принципе беспристрастности суда. Помните, пункт 1 статьи 6 Европейской Конвенции - каждый имеет право на справедливый, независимый и беспристрастный суд. И вообще, пристрастный суд - это не суд. Это расправа, а не суд, это судилище. Тем не менее, УПК у нас такой сегодня.

Вот, что я хочу еще добавить. Мы предлагали, чтобы соответствующая статья кодекса обязывала следователя, прокурора и суд, в случае отклонения ходатайства из зала, приводила конкретные мотивы по каждому доводу жалобы. Это существенный момент, и я прошу вас участвовать в той работе, которую мы пытаемся провести. Дальше мы просили изменить статью, которая говорит о следственной тайне. В том смысле, что в случае придания гласности сведения по делу следователем, прокурором подписка защиты о неразглашении теряют свое слово. Практически, насколько это полезно, вы, конечно, понимаете. Когда бедных врачей-трансплантологов успели назвать убийцами на весь цивилизованный мир, а нам не дали возможности даже опубликовать ответ в печати (вы понимаете, что это такое). Если теперь этих людей будет судить суд присяжных, что, увы, не исключено. Значит, сложнейшие чисто правовые вопросы: о заведомости, об умысле и т.д., которые не для присяжных. А потом, самое главное, что общественное мнение уже сформировано. Как, они у живого человека хотели вырезать почки, печень, легкое и т.д. Все, за руку схватили. Мамонтов два раза в своей передаче показал. Один из руководителей городской прокуратуры так сильно способствует возникновению этого дела. По телефону со мной говорил, и я сказал, что там ведь нет состава преступления. "Да состава нет, но там такой бардак в Минздраве". Ради бога, пусть бардаком занимается Минздрав. Это их дело. Там же нет состава преступления. На самом деле человек был умерший с момента, когда они хотели произвести изъятие органов. У него в голове была опухоль 620 мл. Уже 200 мл достаточно для гарантированного летального исхода. В общем, мысль простая и понятная. Да, если они болтают, значит, никакие подписки на нас не должны распространяться.

Очень интересная новация, которую мы предлагаем: если вы помните, по УПК, обвинение должно предъявляться, когда имеются достаточные основания для этого, достаточные доказательства. Мы предлагаем в соответствующем приложении УПК, в форме постановления, добавить графу, что он сам должен указать доказательства, послужившие этому основанием. Если, извините, состязательность, так давайте держать до конца.

Возвращусь к вопросу о жалобах, и как они должны рассматриваться. Сегодня практически почти ни одна кассационная коллегия в стране не отвечает на доводы кассационных жалоб, что, конечно, мы видим каждый день. Не отвечают на надзорные жалобы почти все. Чем дальше, тем хуже. Они упразднили сейчас личный прием во всех судах восьмого уровня и в Верховном суде. И я могу, конечно, пользуясь старыми связями и знакомствами, попасть на прием к высшему руководству, что мне всегда не нравилось. Тем не менее, на доводы надо отвечать. Если жалоба рассматривается, то она не может быть рассмотрена в отрыве от ее доводов.

Когда-то, я помню, попал на прием к Скуратову, прекрасно понимая, что он с конституционным и уголовным процессом не очень в ладах, единственное, о чем я его просил, это заставить его подчиненных ответить на каждый довод жалобы. Он прочитал их и сказал, "да зачем тебе это надо, что ты не хочешь сразу прекратить дело, как все нормальные люди". Я говорю: "Если они отвечать начнут по доводам, они не смогут отказать, потому что доводы слишком обоснованные". Он написал какую-то длинную резолюцию. Через неделю помощник Колмогорова хочет меня увидеть. Я приезжаю. Он так радостно улыбается, на столе лежит мое дело, и он говорит: "Ну, что, будем протест приносить?". Я говорю, "А почему Вы меня спрашиваете?" "Ну, как. Тут безобразие такое допущено". За три недели до этого он говорил мне совершенно противоположные вещи. А тут он вдруг протест подписал, и дело пошло и т.д. И мне, с одной стороны, радоваться надо, а с другой стороны, нестерпимо грустно. Потому что большинству адвокатов и к Колмогорову удается пробиться, но это усилий должно стоить. А вот к Скуратову точно пробиться никто не мог. И поэтому мне было чрезвычайно грустно. Мне думается, что сегодня очень важно добиться того, чтобы они отвечали на каждый довод жалобы. И что мы для это пытаемся сделать.

Дело в том, что сегодня в УПК не содержится нормы, обязывающей следователя, прокурора и суд рассматривать доводы нашей жалобы. Раньше такая норма была в УПК, когда речь шла о кассации. Там было написано, что суд кассационной инстанции, отклоняя жалобу или протест, должен указать мотивы, по которым доводы жалобы или протеста признаны несущественными или несостоятельными. Сегодня и этого нет. Правда, раньше от того, что формулировка была, дело существенно не улучшалось. Потому что в Московском городском суде в среднем на кассационный день заседают два раза в неделю. Каждый состав рассматривает около 50 дел. 50 дел - это как минимум 100 судебных ораторов. Как бы коротко люди не говорили, но 100 человек - это каша в голове, начинающаяся еще до обеда. В нарушение закона и они, и Верховный суд оглашают только резолютивную часть определения. Какие там доводы жалоб? Никаких доводов никто не приводит. Те же требования, какие предъявляет закон к конституционным определениям, распространены УПК и на надзорные постановления. Самая яркая надзорная бумажка у меня есть, подписанная: вынес надзорное постановление судья, который был докладчиком в конституционном заседании. И мне объяснили, что это тоже теперь в областных судах не редкость, и они делают это, оглядываясь на Верховный суд.

Судья ВС Климов рассмотрел жалобу по делу такому-то, установил: такой-то осужден за преступление, совершенное при обстоятельствах, указанных в приговоре. Жалоба удовлетворению не подлежит, потому что все доводы жалобы были предметом рассмотрения ВС при кассационном заседании. Все. Вы понимаете, что я совсем не гений, но не настолько же, чтобы не упомянуть в надзорной жалобе нарушения, допущенные кассационной коллегией. Как минимум, в этой части кассационная коллегия физически не могла эти доводы рассмотреть. Совершеннейшее безобразие. Значит, что мы пытаемся сделать. Мы обратились в КС с двумя позициями. Значит, первая позиция состоит в том, что мы пытаемся защитить не права наших подзащитных в данном случае (его право ущемлено тем, что доводы не рассматриваются), а права адвокатов. У меня, как у защитника, есть самостоятельное право на обжалование. Право на обжалование должно подразумевать обязанность эту жалобу рассмотреть. Если доводы жалобы не рассмотрены, значит, жалоба не рассмотрена целиком. Это нарушает мои профессиональные права, во-первых, право на труд ограничено. Потому что если выйдет такой закон, который запретит пользоваться лопатой, то любой землекоп будет вправе такой закон обжаловать, потому что ограничено его право на труд. Поскольку у меня, как у адвоката, другого способа отреагировать на нарушение закона, кроме как принести жалобу, нет, то закон, позволяющий эту жалобу фактически не рассматривать, наверняка ограничивает это мое право. Тем самым, противоречит Конституции, той ее статье, которая наделяет любого гражданина честью и достоинством. Они не видят во мне равноправного участника судопроизводства. Я для них объект для их решений, размышлений. Так же нарушается право на информацию, потому что от меня скрывается профессионально значимая для меня информация. Я не знаю, по каким причинам мою жалобу не признали правильной, и значит, я не могу нормально работать. В Конституции тоже есть такое право. Наконец, право на обращение в государственные органы. Это если мы обращаемся от себя. Есть жалобы уже и от имени обвиняемых и осужденных. Там уже речь идет о нарушении их собственных прав тоже. Но их права нарушают, нарушаются именно потому, что право на защиту ущемлено, их доводы или доводы в их защиту не рассмотрены соответствующей судебной инстанцией. Европейский Суд в двух решениях сказал, что нерассмотрение доводов жалобы нарушает принцип справедливости, так как если эти доводы были бы учтены соответствующим судом, то окончательное решение по делу могло быть иным. Поскольку считается, что международное право - это часть нашей правовой системы, постольку они обязаны исполнять эти законы. Теоретически можно ссылаться непосредственно на Европейскую Конвенцию, когда мы пишем жалобу в надзорном порядке или даже кассационную. Практически, несмотря на недавнее постановление Пленума ВС, судьи уже замучены слушать этих 100 человек в течение дня. Какая там Европейская Конвенция? Возвращаюсь к первому тезису - чем больше мы будем об этом писать в жалобах, тем ближе тот момент, когда масса этих жалоб превысит критическую точку, и что-то сдвинется. Потому что просто сидеть и ждать, не вспоминая об этих правах, тогда ничего и не изменится.

И еще, что я хотел бы вам сказать. Существует еще масса, помимо той атаки на адвокатуру, которая осуществляется по конкретным делам, когда пытаются все же ограничить наши права на свидание, когда досматривают в изоляторах наше досье и т.д., еще и законодатели рвутся в бой. Я с собой взял только два заключения по законопроектам. Есть такой депутат Войков, который был когда-то начальником какого-то УВД, то ли Владимирского, то ли Воронежского. Он предлагает изменить наш закон об адвокатуре, приведя его в соответствие с УПК. Поскольку в УПК нет таких гарантий, как судебное решение на обыск в наших офисах, значит, наш закон надо подогнать под УПК, а не наоборот. Слава богу, пока что такую атаку удалось отбить и без больших трудов. Но появился новый законопроект, внесенный законодательным собранием Еврейской автономной области. В нем предлагаются очень существенные изменения в наш УПК. Я не буду все говорить. Я скажу только, чем они объясняют надобность. Они пишут, что во-первых конечной целью проводимой работы является использование законодательной инициативы органами государственной власти субъектов. И актуальность определяется - "установление государственного контроля за обеспечением адвокатами гарантированного права в соответствии со ст. 48 Конституции на квалифицированную юридическую помощь". И что они предлагают? Они предлагают изменить состав квалификационных комиссий адвокатских, уменьшить на два человека число адвокатов, увеличить за счет этого представительство органов юстиции и общих судов. Сейчас, если вы помните, должно быть 13 человек, из них 7 адвокатов, два - от законодательных органов субъекта, два- от судов (один от общих, один от арбитражных), два - из управления субъекта. А они говорят, что от адвокатов должно быть 5 и этого хватит. То есть получается, что мы теряем контрольный пакет. Никаких исследований эффективности работы квалификационных комиссий никто не проводил. Никто не может сказать, что мы относимся с поблажкой по отношению к адвокатам, которых надо выгонять. Этого нет.

И второй момент. Предлагается отобрать у наших квалификационных комиссий дисциплинарную функцию. А для рассмотрения жалоб на действия адвокатов создать комиссию по адвокатской этике при законодательных органах субъектов федерации. И там уже адвокаты вообще не должны участвовать в законодательстве. Совсем хорошо. То есть, как бы ни был плох наш закон об адвокатуре, а в нем есть недостатки и много, но законодатели пока что все разумные предложения, которые есть и направлены на улучшение закона, как-то очень вяло рассматривают. А пока как-то удалось на уровне комитетов Думы все это упорядочить, но никто не знает, что будет дальше. С учетом тех, увы, изменений, которые при мне происходят, совсем не исключено, что будут приниматься меры "укротить" адвокатов на всех уровнях и впредь. Что можно делать? Суд Конституционный, Суд Европейский…

Европейский суд, грустно это, конечно, наших жалоб российских рассмотрел пока что очень мало. Я думаю, что они (в Европейском суде) "рухнули" под грузом тех жалоб, которые из России пришли. Печально то, что они отказывают часто даже в тех случаях, когда их позиция была высказана в жалобе, но они не мотивируют ничего. Удалось пробиться по одному из дел нашим адвокатам, московским, команда, которую фактически возглавляет Каринна Москаленко, дошли до президента суда в Страсбурге. И он сказал сочувственно, что он, в общем, понимает, что мы правы по этому делу, но он ничем не может помочь. Потому что у них около 70 тысяч жалоб скопилось, и он не может пересматривать отказные случаи, это невозможно. Беда в чем? Вот если бы не было такой жалобы, они опубликовали решение по аналогичной ситуации, мы могли - бы на него ссылаться как на прецедент европейский и т.д. А если наша жалоба была, и ее признали неприемлемой хотя бы, то по этому делу мы уже ни на что не можем сослаться.

Вопрос из зала: Вы принимали участие ва утверждении этого УПК, какие могут теперь быть претензии?

Ответ: первая половина Вашего вопроса состояла в совершенно неправильном утверждении о том, что я в этом деле соучаствую. Более того, я этот УПК, точнее, голос против УК поднимал еще тогда, когда он не был одобрен еще Советом Федерации. Это было очень весело. Для того, чтобы одобрить на сессии, надо огласить было заключение комитета по конституционному законодательству и судебно-правовым вопросам. А у комитета есть экспертный совет. Вот они собрали экспертный совет накануне заседания комитета, и так получилось, что состав совета собирается ad hoc - к случаю. В данном случае, все, кто имеет отношение к УК. И оказалось, что это все - представители ведомственной науки. Один вольный участник был, это я. Вот они говорят, что кодекс, конечно, плохой, но его нельзя не принять. Если вы помните, то это все происходит накануне президентских выборов 1996 года. И нельзя не принимать, потому что Ельцину хотелось сказать, что "я борюсь с преступностью, и мы добились, наконец, того, что принят нормальный кодекс". Вот дошла очередь до меня - я оказался предпоследним в этом списке, и я сказал, что я согласен со всеми, потому что кодекс действительно плох, но как вольный участник процесса я понимаю, что с этим законом работать плохо. Тут на меня все напали, сказали, что я абсолютно не прав. Правда, в последующем было внесено несколько изменений как раз в развитие того, о чем я сейчас говорю. Особенно была интересной реакция представителя комитета Думы. Среди прочих примеров я упомянул статью, касающуюся оружия. Что это за закон, у которого плохая редакция. Ну, как можно так писать, что ножи нельзя носить никому, кроме охотников? Чем хуже сотрудники МЧС в горящей точке, рыболовы где-то там, геологи в экспедиции и т.д. Генерал радостно улыбнулся. Последний выступал тогдашний советник Генерального прокурора Побегайло, который сказал "принимать или не принимать этот кодекс - это не наше дело, это дело их - депутатов, но если они его примут, то мы должны сразу, не дожидаясь, пока он вступит в силу, готовить закон о внесении изменений и дополнений. Генерал сказал: "ну, конечно, а мы его за это время обкатаем". Ну, как можно обкатать закон, не вступивший в силу? Что касается УПК. Если вы следили за тем, как он проходил через Думу и смотрели, может, результаты второго чтения, то вы могли заметить вот что: он, на мой взгляд, весь неконституционен по порядку принятия, но КС сказал, что регламентные нарушения его не касаются. Он - судебная власть, и в законодательную власть он не входит. Хотя недавно он признал не соответствующим Конституции одно из постановлений о применении амнистии. КС сказал, что регламент нарушен, поэтому и неконституционно. В ноябре 2003 года группа депутатов обжаловала УПК. А тогда, когда шло второе чтение, нарушения регламента, на мой взгляд, были жуткие. Значит, каков порядок? Раздали депутатам текст законопроекта. В течение какого-то времени депутаты пишут поправки, которые аккумулирует комитет по законодательству. Потом этот комитет делит поправки на две половины. Эти комитет одобрил, а эти отклонил. И делается две таблицы соответственно. Когда речь шла об УПК, это было 3 типа бумаги, даже больше, достаточно толстые. Во второе чтение попали те приложения, которых в первом чтении не было вообще. С одним приложением была одна идиотская петрушка. Это делали люди, очевидно, не имеющие никакого отношения к практике, когда-то где-то учившиеся. Они взяли старый сборник образцов процессуальных актов. Почему я так думаю? Потому что, когда я проглядел по диагонали, было, например, написано, что, руководствуясь такой-то статьей УПК РСФСР и т.д. К счастью, это заметил не только я. И за два дня до второго чтения они заменили ошибку. Но исправили они далеко не все и очень существенные вещи в этих приложениях у них остались. Протокол следственного эксперимента. Результат следственного эксперимента - по закону надо излагать ход эксперимента. Зачем мне результат? Какие-то выводы, которые делает следователь? А выводы мы уже в суде будем обсуждать. Учитывая сложность законопроекта, УПК все-таки, учитывая его объем и то, что большинство депутатов - не юристы вообще, одновременно им раздали две таблицы - таблицу поправок, рекомендованных комитетом по законодательству к отклонению, и таблицу поправок, одобренных. Каждая из них была очень толстой по объему. Они голосуют - обсуждать, не обсуждать. Дальше. Поправки, одобренные и отклоненные отдельные депутаты должны составить на рассмотрение заседания номера поправок, которые нужно отдельно обсуждать. Назвали номера. Остальные поправки считаются либо уже одобренными (значит, они уже закон), либо отклоненными. Они, тем самым, легитимизируют постановления комитета по законодательству. И вот начинается обсуждение поправок по номерам. Илюхин, Похмелкин начинают говорить о поправках. Вдруг выясняется, что у них предыдущий текст, текст этих поправок, эти таблицы поправок были недавно розданы другие. Отсюда была путаница номеров. Естественно, и тот, и другой просят отложить заседание с тем, чтобы привести это все в соответствие, чтобы нормально обсуждать. Им отказывают. И вот они обсуждают поправки с перепутанными номерами. То есть обсуждают не то, что было заявлено. Значит, еще одним борцом с этим УПК был С.А. Попов. Он больше всех поправок предложил на обсуждение. Я ему в этом помогал. И сидел в одном из кабинетов здания Думы, а в каждом кабинете стоит монитор, и транслируется то, что происходит в зале. И я увидел, хотя по головам не считал, что в зале присутствуют 40 человек (как потом действительно выяснилось). Вот они обсуждают поправки, предложенные Поповым. И вот 18 - за, 22 - против, воздержавшихся нет. Не голосовало - 410. А что значит, не голосовало? А значит, что их в зале заседания нет. Значит, если их в зале не было, то 40 человек - это меньше 50 процентов от 450 депутатов. Когда, значит, на поправки Илюхина и Похмелкина бросились, собрали больше количество народа, и уже проголосовали в целом весь кодекс. Так вот где все эти ребята были, когда обсуждался кодекс? Человек сидит на моей шее, потому что они все живут на нашем с вами налоге, я его для этого и избрал, чтобы он существовал безбедно и принимал законы. А он то ли спал, то ли пил где-то шампанское, то ли кроссвордами занимался. Так вот второй вопрос - откуда он знал, когда вошел в зал, как ему надо голосовать? Кто ему сказал, что надо голосовать "за"? Вот как на самом деле УПК принимался и какова ему цена. Ну, здесь достаточно сослаться на те законы о внесении изменений и дополнений, которыми еще до вступления в силу около 80 статей УПК было существеннейшим образом поправлено. Причем, не только в лучшую сторону. И вот дальше по поводу позиции Конституционного Суда. Оно уже опубликовано. Это по запросу депутатов, который был подан еще в ноябре. КС отбросил вопрос в части, касающийся регламента. Оставил ряд существенных вопросов, в том числе статьи 7, 15, и ту, в которой говорится, что в суде нельзя объявлять об алиби, которого не было на следствии. Что сделал КС? Он признал не соответствующей Конституции статью об алиби. Значит, теперь мы можем и в суде объявлять об алиби. Что касается 7 и 15 статей. КС сказал, что 7 статья не выше других законов, что бесспорно выше УПК конституционные законы. По этой позиции я высказывался. Попов тоже высказывался, потому что как раз он по конституционным законам привел несколько важных позиций. Он говорил, например, что ФКЗ о военных судах не предусматривает вообще единоличного рассмотрения уголовного дела. И кроме того, в военных судах второго звена подсудность определенна этим ФКЗ иная, нежели УПК. Тем не менее, ссылаясь на статью 7 УПК, на месте народ исполняет УПК, наплевав на тот ФКЗ. Кроме того, по конституционному закону об уполномоченном по правам человека он и его люди имеют право на… отдельные уголовные и гражданские дела. Кроме того, сказано, что привлекать его к ответственности можно только с соизволения палаты, потому что он Думой назначен. А по УПК только с разрешения Генерального прокурора. А я к этому добавил, что на самом деле нужно действовать в соответствии с иерархией законов. И нужно сказать, что законы, которые на основании Конституции, наделяют граждан теми или иными правами, нужно поставить тоже выше УПК, потому что речь идет о правах человека. Законы, принятые после УПК, как обычно, считается, более свежий закон. Они сказали только о конституционных законах, об остальных законах молчат.

Статья 15 - то, что написано в статье 15, это разделение функций и невозможности соединения их в одном органе есть не что иное, как обвинительный уклон. Что на самом деле УПК не ушел от обвинительной функции. Когда следователь прекращает дело, он выполняет функцию разрешения дела, а не обвинения, которое на нем может быть. Когда суд арестовывает, это функция обвинительного порядка. Судебный арест - это другая песня, потому что фактически судебный арест сегодня хуже старого, прокурорского. КС сказал, что статьи 7 и 15 не противоречат Конституции, но только в том понимании, которое высказано самим Конституционным Судом. Их толкование является общеобязательным. Здесь отдельная проблема - когда-то они писали так: статья такая-то закона не соответствует Конституции, поскольку допускает вот такое толкование. В принципе толкование законов - это дело судов общей юрисдикции, а не КС. Но то ли потому, что они хотят экспансию осуществить, то ли потому, что хотят показать свою лояльность, они предусмотрели другой вариант - что вот эта статья соответствует Конституции, но только вот в таком понимании. Но это для нас плохо в том смысле, что на основании этой формулировки добиться пересмотра ранее принятого решения нельзя, наверное. Ведь если они признали закон несоответствующим Конституции, то это основание для пересмотра дела. А если сказали, что закон соответствует, но только в таком понимании, то попробуйте доказать, что раз они сказали, что ваше понимание было неверным, то мы должны пересмотреть. Очень тяжело будет, наверно.

Что касается судебных арестов. Вчера комиссия была городская. В зале частное представление судьи по поводу адвокатов, который в заседании суда, решавшего вопрос об аресте, сказал, что мое присутствие здесь абсолютно бессмысленно и ушел. Суд жалуется на то, что он лишил права обвиняемого на защиту. Я его понимаю. Я голосовал за то, чтобы его не наказывали.