(D.Denborough, 2008, “Collective Narrative Practice”, Dulwich Centre Publications , pp.192-196)
(перевод Дарьи Кутузовой)

“Если не начинается с личного, не начинается вовсе.
Если на личном и заканчивается, заканчивается все”.
Панчо Аргуэльес (2007)

Мы - психологи, психотерапевты, социальные работники и те, кто работает с сообществами - часто слышим истории о человеческом страдании. Наша роль в современной культуре, в каком-то смысле, и состоит в том, чтобы быть “приемниками”, реципиентами, собирателями историй о страдании (Waldergrave, Tamasese, Tuhaka & Campbell, 2003). Очень часто это страдание связано с социальной несправедливостью: с насилием, жестоким обращением, расизмом, бедностью, сексизмом, гетеросексуальным доминированием. Играть в культуре роль собирателей этих историй - это огромная, даже устрашающая ответственность; в частности, мы отвечаем за то, чтобы приносить утешение и каким-то образом помогать человеку перенести страдание. Но я надеюсь, что мы с вами не остановимся на этом. И вот вопрос: как нам следует слушать истории о страдании и откликаться на них таким образом, чтобы не только исцелять и утешать отдельного человека, но и поддерживать локальные социальные акции, направленные на восстановление справедливости, прекращение насилия и жестокого обращения в наших с вами (весьма разнообразных) культурных контекстах? Как мы можем создать пространство признания для того, чтобы боль, скорбь и отчаяние тех историй, которые мы слышим, могли бы трансформироваться в коллективные действия? Я не имею здесь в виду ничего грандиозного, я имею в виду локальную, осмысленную, вызывающую отклик, поддерживаемую за счет местных ресурсов в течение длительного времени социальную акцию - или какой-то вклад в реформу общества.
Словосочетания “социальная акция”, “социальная активность” часто понимаются зауженно и связываются с определенными формами публичного политического протеста. Но такое понимание ограничивает наше восприятие. Женское движение, движение феминисток, было и остается одной из определяющих сфер в рамках социальной активности на протяжении моей жизни. Публичный политический протест - это одно из направлений деятельности этого живого и энергичного социального движения, но многие другие направления его деятельности и социально-философской мысли существенно повлияли на жизнь отдельных людей, семей, сообществ, а также на функционирование организаций (Freedman, 2002). белл хукс (bell hooks, 2000) заявляет, что “феминистское движение” имеет смысл считать глаголом действия, а не существительным. Следуя за ней, я хочу понять, каким образом наша работа может способствовать укреплению “социальных движений”.

Майкл Уайт (White, 1988/89) ввел в обиход нарративной терапии выражение “проблема не в человеке, проблема в проблеме”. Подобная философия экстернализации служит противоядием против практик патологизации. Коллективная нарративная практика основывается на принципе экстернализации и продвигает его на один шаг дальше. Становится возможным экстернализовать проблемы, с которыми сталкиваются люди, а также создать возможность для совместного, коллективного действия. Таким образом, мы можем сказать, что “проблема не в индивидууме, проблема в проблеме, и… решение тоже выходит за пределы индивидуального уровня”. Мне бы очень хотелось, чтобы всякий раз, когда проблема оказывается экстернализованной (то есть возвращенной обратно в социально-культурный контекст), мы бы не фокусировались исключительно на помощи данному конкретному человеку, но, в дополнение к этому, создавали бы возможности для коллективного действия, вклада в формирование и укрепление “социальных движений”.

В рамках нарративной терапии и работы с сообществами можно найти множество примеров того, как создаются подобные возможности - лиги, архивы историй выживания, “живые терапевтические реликвии” (об этом подробнее в одиннадцатой главе). В данной книге я описал еще несколько возможных вариантов того, каким образом травматический опыт может быть преображен в содействие коллективному действию. Я надеюсь, что если мы с вами разработаем новый тезаурус для этих целей, мы сможем замечать гораздо больше таких возможностей - и проводить их в жизнь.

Социальные движения

Три социальных движения оказали и продолжают оказывать огромное влияние на мою жизнь: движение за ядерное разоружение (за мир), феминистское движение и квир-движение (за права лесбиянок, геев, трансгендеров, бисексуалов и иных “нетрадиционно самоопределяющихся” людей). Здесь не место и не время описывать мои взаимоотношения с этими движениями (если интересно, см. Denborough, 1998). Достаточно сказать, что стоит мне начать размышлять о том, какое воздействие они оказали на мою жизнь, бывает очень трудно остановиться! Я убежден, что они сделали меня тем, кем я стал - не в меньшей степени, чем семейные, биологические, культурные факторы. Я подозреваю, что это верно и для многих других, но точно мне это неизвестно, потому что разговоры об этом исключительно редки. Влияние социальных движений на идентичность людей зачастую игнорируется. Но когда я начинаю думать о роли социальных движений в моей жизни, я вспоминаю и другие движения: экологическое, движение за права аборигенов, и пр. - все то, что продолжает менять наше понимание взаимоотношений с землей, со страной, с культурой и историей.

Как мне подсказывает опыт, в рамках социальных движений люди отстаивают не только свои собственные права, они заступаются за других людей, за прошлые и будущие поколения - за всех, с кем они сами идентифицируются, пусть никогда и не встречались лично. Исходя из этого, один из возможных способов задать в нашей работе контекст для формирования и развития более широкого социального движения - это дать возможность тем, с кем мы работаем, как-то помочь тем людям, с кем они идентифицируются, что-то сделать для них, внести какой-то вклад в их жизнь.

Пожалуйста, обратите внимание, что я не имею в виду, что мы удерживаем в голове какой-то грандиозный план, когда начинаем работу с людьми, пережившими насилие, травму, тяжелую жизненную ситуацию. На самом деле, я пытаюсь предложить нам с вами нечто противоположное: когда мы начинаем замечать и насыщенно (ярко, подробно и разносторонне) описывать разнообразные умения и знания этих людей, помогающие им справиться с последствиями насилия и травмы, мы можем найти способы и создать контекст для того, чтобы эти локальные знания и умения способствовали социальным движениям - так, чтобы это вызывало отклик у тех, с кем мы работаем. В фокусе - локальность, децентрализованность, разнообразие.

Люди, в наибольшей степени подвергающиеся маргинализации, часто отлично понимают, что решение их проблем не будет найдено моментально… возможно, они не доживут до этого светлого часа. И тем не менее, жизнь их становится гораздо более осмысленной, когда они пытаются что-то сделать ради будущих поколений. Исходя из этого, одним из аспектов нашей работы может быть создание контекстов, в которых местные инициативы, знания и умения одной группы людей, живущих в тяжелой ситуации, могут оказаться полезными и вдохновляющими для других групп в подобных ситуациях. Когда эти сообщества начинают осознавать, что даже если им самим плохо, они все же могут помочь другим и получить поддержку от тех, кто не понаслышке знает, каково им приходится, - этот момент может стать стартовой точкой не только исцеления, но и социального движения.

Я очень надеюсь, что коллективная нарративная практика (в разных видах и формах) сможет способствовать развитию и поддержанию местных социальных движений.

Если мы сфокусируемся на том, чтобы отыскивать и насыщенно описывать те способы, которые люди применяют, чтобы справиться с тяжелыми ситуациями и социальной несправедливостью;
если мы найдем способы собирать и делать доступными истории о знаниях, умениях и ценностях групп и сообществ, чтобы люди чувствовали соприкосновение жизней, общность и сопричастность;
если мы найдем способы проводить ритуалы и церемонии признания самоопределения групп, чтобы укреплялась их самоидентификация как сообществ;
и если мы найдем способы сделать так, чтобы знания и умения одних людей, преодолевающих тяжелые ситуации, оказались полезными для других людей, оказавшихся в сходных обстоятельствах, - вот тогда это может способствовать возникновению и развитию местных социальных движений. И если одновременно с этим мы сможем как-то создавать и преобразовывать местную повседневную культуру, основываясь на богатом, разнообразном сыром материале способов выживания и преодоления трудностей, тогда это
сможет быть мощной и длительной поддержкой локальных инициатив. Как всегда говорят в Народной Школе Хайландер: “Какое же социальное движение без песен?!” (Johnson-Reagon, 2007).

Помогает ли наша работа созданию социального движения?

Если мы хотим гарантировать, что наши усилия по крайней мере не мешают местным социальным акциям, тогда нам нужно разработать систему для осмысления последствий нашей работы. Существует сильная критическая традиция, связанная с тем, каким образом психотерапевтический дискурс низводит социальные и политические проблемы до “личностного” и “индивидуального” уровня (Kitzinger and Perkins, 1999; Prilleltensky, 1994). Я убежден, что эту критику необходимо принимать всерьез и каким-то образом откликаться на нее. Уходить на этом месте “в глухую защиту”, мне кажется, бессмысленно. Вместо этого мы можем внимательно рассмотреть эту критику и разработать способы постоянно оценивать, способствует ли наша работа созданию условий, в которых местные социальные движения и акции становятся более реальными, или же нет.
Ниже я приведу список пунктов, с которыми я сам сверяюсь в работе.

Занимают ли люди в результате нашей с ними совместной работы более активную жизненную позицию, чувствуют ли они, что способны повлиять на что-то в своей жизни? Лучше ли они осознают имеющиеся у них умения, знания, способности, которые они могли бы использовать, чтобы справиться с той тяжелой ситуацией, в которой они (и не только они) оказались? Появился ли у этих людей опыт применения данных знаний и умений на практике, увидели ли они результат?
Способствует ли наша работа установлению контакта и созданию контекста взаимной поддержки между разными людьми, оказавшимися в сходных ситуациях, между людьми, которые могли бы поделиться друг с другом опытом, надеждами, знаниями, умениями?
Получили ли люди в результате нашей работы возможность как-то помочь другим?
Сумели ли мы вместе с людьми, с которыми мы работаем, обозначить и обсудить те более широкие социальные, исторические, культурные факторы, которые усугубляют проблему? Видим ли мы (все, вовлеченные в это обсуждение) возможность как-то изменить существующее положение вещей (хотя бы “на своем квадратном сантиметре”)? Стали ли мы более готовы что-то предпринять?
Услышали ли люди, с которыми мы работаем, реальные истории о том, как местные инициативы, знания и умения могут что-то изменить? Другими словами, стало ли в их жизни больше надежды (в противоположность фатализму)?
Появилась ли у людей, с которыми мы работаем, возможность активно включиться в коллективное создание и трансформацию местной повседневной культуры (посредством музыки, изобразительного искусства, драмы, литературы и пр.) так, чтобы в основе этой деятельности был опыт преодоления тяжелых жизненных ситуаций, несправедливости, с которыми сталкиваются они сами и другие люди?
Появились ли возможности для позитивного признания и подтверждения важности этих культурных форм?
В какой степени наша работа - действительно коллективная, основывающаяся на партнерстве и сотрудничестве с коллегами?
Позаботились ли мы о том, чтобы дискурсы и метафоры “исцеления” не закрывали бы возможности для местного социального движения?
Достаточно ли внимательно мы осмысляем собственную работу? Не воспроизводим ли мы, сами того не желая, существующее положение вещей, социальные нормы, касающиеся гендера, социально-экономического класса, расы, сексуальной идентичности и пр.?
В какой степени наша работа вовлекает людей в переосмысление личной и социальной истории, в какой степени она ведет к реорганизации современного общества?
Будучи представителями “помогающих профессий”, мы не придумываем заранее, каким должно быть содержание и форма социального движения. Мы также не являемся носителями “единственно правильного способа” понимания того, каким образом более широкие социальные факторы влияют на жизнь тех людей, с кем мы работаем. Если бы мы так считали, наша работа порождала бы огромное количество новых проблем. Мы не планируем революцию и не фантазируем об Утопии. Если бы я пытался навязать людям, с которыми мы работаем, свое представление о том, как должен быть устроен мир, это бы крайне ограничило возможности для творческого партнерства.
Мне кажется важным поразмыслить о том, каким образом наша работа может либо способствовать, либо препятствовать социальным движениям. Если наша роль в культуре - быть теми, кто слушает истории о страдании и несправедливости, что мы можем сделать, чтобы наша работа способствовала не только исцелению, но и восстановлению справедливости?

* Пожилой джентльмен с плакатом “Остановите войну!” на второй фотографии - Майк Денборо, врач-гематолог, основатель “Австралийской партии ядерного разоружения”, отец Дэвида.

Интервью с Дэвидом Денборо о проекте “Нет - сексуальному насилию в тюрьмах”

Материалы для подготовки публикации любезно предоставлены издательством Dulwich Centre Publications