Александр Гуров: В Советском Союзе мы регистрировали около 1,5-2 млн преступлений в год – хотя на самом деле их было, конечно же, больше. Сегодня мы в России ежегодно регистрируем где-то 3 млн преступлений. А если взять скрытую (латентную) преступность, то, по данным МВД еще времен Степашина и Куликова, в год совершалось 15 млн преступлений. На мой взгляд, сейчас в России ежегодно осуществляется около 25 млн. преступлений. Не все потерпевшие идут в милицию, а порой человек даже не знает, что в отношении него совершено уголовное деяние. К примеру, по криминологическим выкладкам, из 100 карманных краж только в 5% случаев человек догадывается, что его обокрали. Кроме того, сегодня, как и в советское время, полным ходом идет сокрытие преступлений.

Пару лет назад вместе с Главным информационным центром МВД России мы проводили исследование, получив такие цифры за год: 32 тыс. убитых, 18 тыс. умерших от причинения тяжких телесных повреждений со смертельным исходом; 14 тыс. человек погибли при криминальных ДТП (всего – 35 тыс. смертей от ДТП). Было обнаружено 42 тыс. трупов, причина смерти которых не установлена и личности не идентифицированы. Плюс к этому, на пожарах гибнет около 15 тыс. людей, около 20 тыс. ежегодно пропадают и не возвращаются домой. Сложите все вместе и узнаете, сколько гибнет людей по криминальным причинам в нашей стране. А все потому, что за последние 15 лет преступность выросла неимоверно и стала более тяжкой, социально опасной. Появились и развиваются новые ее формы, которые не присутствовали в СССР.

А.Г.: Организованная преступность стала более "цивилизованной", т.е. меньше стреляет и похищает. Часть организованной преступности влилась в реальный бизнес, часть мафиозных функций как бы перешла правоохранительным органам и они фактически подменили собой криминалитет. ФСБ, милиция, прокуратура "крышуют" бизнес – и не потому, что сами так захотели, а потому, что к ним граждане обращаются за помощью, не желая связываться с бандитами. Люди готовы платить. Это наш, российский феномен: нигде, ни в одной стране мира полиция не заменяла собой мафию. При желании подобную практику можно быстро ликвидировать, например, сняв с должности конкретного начальника, убрав тем самым "крышу". Если начать бороться не на словах, а на деле, то, уверяю вас, с "крышеванием" можно покончить.

Сегодня оргпреступность имеет специализацию – рыбная, транспортная и другие мафии. Разрослась профессиональная преступность: это специалисты своего дела – квартирные, карманные воры, грабители, разбойники, мошенники, киллеры. Появилась масса новых криминальных специальностей. Действуют группы, которые занимаются продажей детей для трансплантации органов, организации, использующее отечественное негодное в этом плане законодательство, которые фактически торгуют нашими детьми. А сколько переговорено о наркобизнесе и терроризме...

А.Г.: Да. Суррогатный, региональный терроризм переведен на рельсы бизнеса. Но сказать, что у нас действует в полной мере международный терроризм, я бы не рискнул. Конечно, мы понимаем, что терроризм – опаснейшее явление, но, на мой взгляд, излишне много говорят и пишут на эту тему. Я выскажу, может быть, крамольную мысль: России в первую очередь угрожает не терроризм. Присутствуют угрозы гораздо серьезнее – это вымирание, физическая и нравственная деградация населения, тотальная заболеваемость. У нас при рождении половина детей уже имеют патологии! Если так дальше пойдет, то и усилий террористов не потребуются..

Террор вошел в бизнес еще в 1950-е годы, когда Советский Союз и Америка в борьбе друг с другом устанавливали и свергали режимы в "банановых" республиках. "Солдатам удачи" тогда хорошо платили, а когда все кончилось, они стали заниматься тем, что умеют делать хорошо, чем отличается сейчас, например, "Аль-Каэда". Подрыв каждой мины, убийство каждого солдата – все стоит денег, щедро оплачивается заказчиками. Эта практика давно стала бизнесом, а все остальное – эфемерно. Именно поэтому наш терроризм – бандитствующий и суррогатный. Это вам не "Народная воля", которая убила генерала Трепова – градоначальника Москвы, за то, что он над кем-то якобы издевался, или ликвидировала царя – в их глазах тирана. Сегодня террористы думают по-другому: главное для них – деньги.

А.Г.: Так точно. Обратите внимание: мировое сообщество до сих пор не может предложить унифицированного определения терроризма. Вот существует масса конвенций ООН, ЕС, а международного согласованного определения нет. И не дадут его, потому что каждая страна выбирает свою дефиницию терроризма для того, чтоб выстроить и оправдать свои действия, несправедливые в глазах других государств. Например, жестоко расправиться с оппозицией (самый свежий пример – Киргизия) или, как США, оккупировать под благопристойным предлогом страну, отдаленную от них тысячами километров. А вокруг России создать "временные" американские базы – все для того же противодействия терроризму, который все затягивается и затягивается. И не видно этому противодействию конца...

Если говорить о нашем терроризме, то его бездумно развязала высшая власть в лице Ельцина и его окружения. Тогда погибло много людей, и терроризм, как таковой, сошел на нет. Но растет ответное мщение. На свет за прошедшие 15 лет появилось немалое количество молодых ребят, которые ничего иного, кроме как кричать "Аллах акбар" да собирать и разбирать с завязанными глазами автомат, не знают и не умеют. И пока мы не займемся этим вопросом вплотную, не скажем честно, в чем заключаются конкретные причины терроризма внутри нашей страны и почему продолжают греметь взрывы, мы эту проблему не преодолеем. Причем сказанное относится ко всем странам, борющимся с терроризмом.

А.Г.: Конечно. В Чечне все более или менее ясно – мы разворошили муравейник, сели на него голой задницей и орем, что нас больно кусают. В других же субъектах государства, очевидно, это связано с огромной коррупцией, на которой наживаются определенные кланы. Идет жестокая борьба за собственность, которая и порождает коммерческий терроризм. Взрыв, как зарегистрированный факт, сам по себе не содержит подоплеки акта терроризма. Во времена Ваньки-Каина били кистенем, в 1909 году у уголовного мира появились финские ножи, потом наганы, а спустя десятилетия – гранатометы. Меняются вооружение и тактика преступного элемента. Раньше для вскрытия банка автогеном газовые баллоны подвозили на подводах и вся полиция мира вопила о том, что преступники "идут в ногу с прогрессом". Теперь уголовники с портативным чемоданчиком вскрывают любой электронный замок. И поэтому сегодня наличие у преступников взрывчатых веществ, сам взрыв, можно считать всего лишь средством. Главное – каков мотив этих бесчеловечных действий? А он у террористов оказывается корыстным, они действуют по найму.

Что касается международного терроризма, то этот узел можно разрубить, разрешив наконец конфликт Израиля и Палестины. Тогда будут ослаблены корни рассматриваемого явления в целом, в глобальных масштабах.

А.Г.: Выбили старую идеологию, разрешили все, что не запрещено законом. В 90-е годы разрушили правоохранительную систему и систему спецслужб. Сегодня у нас снова появились коренные причины преступности, которые были изжиты еще в 20-е годы прошлого столетия: голод, нищета, эксплуатация человека человеком. Существует разбалансированность власти, системы управления правоохранным процессом, который пустился в "свободное плавание". Каждое ведомство работает по собственному плану, по своему закону. Это привело к тому, что в стране не формируется многокомпонентная уголовно-правовая политика. Правоохранительной системой чуть-чуть руководит администрация президента, чуть-чуть – кабинет министров (по "портяночному" делу, что и кому что выделить). Генпрокуратуру нагрузили координацией, хотя это вовсе не ее епархия: прокуратура должна заниматься надзором за законностью. Наконец, в России наступили деморализация населения и его расслоение на богатых и бедных. Если в Западной Европе и Северной Америке при разнице в доходах между богатыми и бедными в 7-10 раз бьют во все колокола, люди, объединенные профсоюзами и партийными движениями, протестуют, то у нас картина другая. По разным оценкам, указанная разница перехлестывает в России 20-кратную планку. Правда, похоже, картина начинает меняться в лучшую сторону. Но по инерции приученный к тому народ рассуждает так: почему кому-то можно воровать, а мне нельзя?

Никогда еще Россия не была столь агрессивной в криминальном плане. "Если нет веры, если умерла честь, сам человек – мертвец" – это сказал Овидий. Чему поклоняются люди? Какова цель у человека? Если цель – деньги и больше ничего, если меркантилизм начинает прививаться с младых ногтей, то ничего хорошего не выйдет, потому что тогда до преступности остается один шаг. В стране произошла деградация морали, нравственности. Похерив старое, ничего нового не придумали, а это самое страшное – разброд и шатание в умах и душах. С экономической, моральной и иной точки зрения жизнь человека в России сегодня ничего не стоит. В этом и заключается одна из коренных причин преступности.

А.Г.: Если мы по-прежнему будем заниматься латанием дыр, то ситуация кардинально не изменится. Вот сейчас проводится очередная реформа МВД. В чем она заключается – многие не понимают. Потому что как таковой реформы нет. Реформа всей правоохранительной системы должна подходить под те социально-экономические условия, в которых мы живем. А получилось так, что мы имеем рынок, пусть и базарный, а система правоохранительная сталась еще с советских времен. Да, кое-что делается, принимаются законы, в частности, новый УПК, ввели институт мировых судей. Но все это латание, а необходима кардинальная реформа всей правоохранительной системы, нужны выкладки серьезных исследователей, которые бы определили, чего нам сегодня не хватает.

Не решена важнейшая задача: нет отвечающего времени мировоззрения, нравственного стержня, моральных тормозов. Вот мы говорим, что строим правовое государство, но не понимаем, что у нас не будет такого типа государства, как на Западе. В России надо обращаться не только к праву, но и к совести – мы так воспитаны в течение столетий.

Как мы можем не плодить преступность, если находимся в переходном периоде: из советского бытия еще окончательно не вышли, а в буржуазное полноценно не вошли? У нас для создания частной фирмы сегодня необходимо преодолеть более 30 инстанций, а потом до 50 организаций будут тебя контролировать, и каждому надо дать. Ведь это тоже преступление! Поэтому реформа, о которой мы говорим, должна быть не только административной, но и правоохранительной, нацеленной на укрепление правового государства. Мы должны знать направление "главного удара". Когда официальное лицо говорит, что приоритетом его ведомства является борьба с коррупцией, то возникает резонный вопрос – как можно бороться с разложением всего чиновничьего аппарата России? Приоритетом должно быть предупреждение и пресечение должностных преступлений. А коррупция – это социальное явление, победу над которым силами одного МВД не одержать. Поэтому реформа должна быть многовекторной, управляемой, когда граждане, общество в целом и государство в лице судов, милиции, прокуратуры, безопасности, всех ветвей власти и ведомств должны работать в унисон, согласованно друг с другом.

А.Г.: Затянулось. Нужна политическая воля, а я считаю, что пока ее нет. Бандитизм в России был ликвидирован к 1927 году. После Великой Отечественной войны борьба с бандитами, не менее, а то и более страшным, чем нынешние террористы, велась на очень серьезном государственном уровне. Тогда были ответственность, политическая воля и контроль. Сегодня все эти компоненты очень слабы.

Но даже если мы сегодня начнем серьезно бороться с преступностью, то где размещать виновных? Сегодня люди (не все, конечно) не хотят освобождаться из колоний и идут туда обратно, потому что они никому не нужны. А они хотят жить по-людски: одеваться, питаться нормально, иметь досуг. И в те места лишения свободы, где администрация наладила порядок, бывшие осужденные, отринутые обществом, возвращаются и просят начальников колоний взять их обратно. А когда получают объяснимый отказ – совершают преступление, чтобы добиться поставленной цели. Так мы опять пополняем преступность, и она идет как бы по кругу. Для борьбы с преступностью мало усилий одной милиции. Нужна государственная система адаптации, реабилитации преступников. Необходимы профилактика на высшем уровне, улучшение экономического положения людей и их морального состояния. Вот "три кита". Дальше идет профилактика конкретных видов преступлений.

А.Г.: На мой взгляд, в подобной практике нет ничего страшного. Министр не должен знать, как ловить карманного вора. Он должен знать, почему его не ловят, и обеспечить его ловлю. В советский период в МВД приходили люди из ЦК КПСС и прекрасно руководили этим ведомством. Их учили, как организовывать работу, осуществлять подбор, обучение, расстановку, воспитание, контроль над кадрами. К сожалению, сегодня такая кадровая политика отсутствует.

А.Г.: Нет, не перебарщиваем. В чем это мы переборщили? Кстати, органы внутренних дел – не самая коррумпированная структура. Давайте внимательно посмотрим на прокуратуру, суды, другие закрытые учреждения. Посмотрим и сделаем выводы. Они живут тихо, корпоративно, а милиция все время на виду – одних патрульных сотни тысяч. Во-вторых, милицию курируют сама милиция в виде структур УСБ, прокуратура, общественность, журналисты. Скажите, а кто курирует суды, прокуратуру, ФСБ, кто надзирает за ними? Так что в этом смысле милиция менее коррумпирована.

А.Г.: Создайте из милиции приличный орган, дайте ему надлежащие права, повысьте ответственность – и уже завтра в МВД начнется приток из других ведомств. В любом случае, надо что-то делать. Когда мы кричим, что объявим войну преступности, – этого ничтожно мало. Требуется целая программа, в том числе по подавлению преступности, а не контролю над ней. Но серьезной борьбы сегодня пока нет. За $100 откупаются на дороге, а за $1 млн откупаются от уголовного дела. И все спрашивают, а что же делать-то? Ситуация для России не нова. Салтыков-Щедрин так и писал: "В России все вопиет, все кричат, все недовольны. Недовольны даже похитители казенного имущества, поскольку похищать скоро будет нечего".

Есть два пути в борьбе с преступностью: эволюционный и революционный. В первом случае – тихо выплываем при том числе ежегодных криминальных смертей, которые мы раньше подсчитали. Но в подобных условиях преступность имеет возможность самовоспроизводиться, что и происходит. Она обладает своими традициями и законами, в ее сети постоянно попадают новые люди. Так что в этом вопросе необходима революция. Причем я не говорю о репрессиях, расстрелах и так далее. Нужно, чтобы народ понял – государство стало ответственно и серьезно работать. Что министра останавливают на шоссе за превышение скорости и наказывают, как водителя из обывателей. Вот когда закон станет един для всех – тогда-то мы и сумеем чего-то добиться.