Три года назад на перроне вокзала города Выборга среди ночи загорелся человек. Местные парни Сергей Толмачев и Валерий Беляев бросились его спасать – и стали не героями, а уголовниками.

Нормальных молодых людей, не имевших ни одного привода в милицию, не примыкавших ни к каким экстремистским организациям, воспитывавшихся в приличных семьях, не лодырей - один трудился в рыболовецком колхозе, другой столярничал, не употреблявших ни спиртное, ни, тем более, наркотики, обвинили в убийстве с особой жестокостью того самого человека, которого они пытались спасти.

Произошел этот инцидент посреди ночи в августе 2002 года. Сергей Толмачев и Валерий Беляев – давнишние друзья, прогуливаясь по ночному Выборгу, забрели на вокзал. Прошлись по перрону. Обратили внимание на прикорнувшего на скамейке между двух ларьков бомжа, а когда дошли до конца перрона и развернулись, чтобы идти назад, увидели пламя – по платформе перекатывался горящий человек.

Сергей и Валера, не раздумывая, бросились к нему на помощь. Одновременно с другой стороны перрона к месту происшествия подоспели две девушки – студентки местного техникума Ирина Сыромолотова и Ольга Добыш.
Когда все четверо оказались рядом с горевшим, выяснилось, что это был тот самый бомж. После того, как удалось сбить огонь, девушки присели над ним и стали спрашивать, что случилось. Несчастный ответил, как рассказала потом Ирина адвокату Мусатову, а впоследствии – и суду, что он хотел погреться, собрал вокруг да по урнам мусор, присел на скамейку, наклонился над кучкой мусора и зажег костер. Нетрудно предположить, что от огня на нем полыхнула видавшая виды засаленная нейлоновая куртка. От нее загорелась и остальная одежда…

Парни попросили девушек немедленно вызвать «скорую» и милицию. Дежурившие в ту ночь по железнодорожному вокзалу сотрудники Северо-Западного УВДТ полка ПСМ – милиционеры Р. Жилин и А. Прокопенков сразу узнали пострадавшего. Он приехал в Выборг со стороны Петербурга ночной электричкой и собирался переночевать в зале ожидания. Но бдительные милиционеры тут же засекли нетрезвого, замызганного, да еще дурно пахнущего «пассажира». Зал ожидания был совершенно пуст, поскольку электрички уже не ходили, а элитные поезда «Сибелиус» и «Репин» (Петербург-Хельсинки и наоборот) давно уже проскочили через «окно» в Евросоюз и обратно. 

Тем не менее, «социально запущенного элемента», как официально называют бомжей чиновники, выпроводили на улицу - благо без пинка под зад. Бомж пытался объяснить им, что уснул и проехал свою остановку, что было похоже на правду: под Выборгом живет единственный человек, знавший его, – некто Анатолий Тарасов. С 97-го года он делил с ним свой кров по причине такого же одиночества и схожести судеб, да еще потому, что знал - у Сашки- инвалида ни к черту сердце и легкие, и жить ему осталось совсем недолго.

Ночь хотя и была летней, но с Балтики тянул довольно прохладный ветерок. Бедняга попытался найти какой-нибудь затишек и пристроился между двух ларьков. Поскольку у него была хроническая пневмония (это покажет потом вскрытие), да еще начался «отходняк» после выпитого, то нетрудно предположить, что человека изрядно знобило. Отсюда и желание развести небольшой костерок, чтобы подышать теплым воздухом. 

Потом прибыла «скорая», пострадавшего доставили в районную больницу Выборга. В медкарте в момент помещения его в больницу сделана запись: «… доставлен с платформы ж/д вокзала, об обстоятельствах травмы ничего не знает, находится в сознании, контактен». То есть, на тот момент он способен был говорить и отвечать на вопросы. Другое дело, что вопросы задавать тогда было некому. А очень скоро он впал в бессознательное состояние.
Сильные ожоги кожи, в сочетании с тяжелыми хроническими заболеваниями, в том числе, сердца и легких, не оставляли ему шансов на жизнь. И в 14.20 того же дня (9 августа 2002 года) бедняга отмучился. 

Все, что осталось от человека, – пенсионное удостоверение на имя Александра Владимировича Ершова с указанием места жительства: Ленинградская область, Вырицкий район, д. Никольское, - да старый, изношенный протез ноги.
Похоронили его как безродного – родители 55-летнего Ершова давно умерли, жены и детей у него никогда не было. В отчем доме, в Никольском, он не жил так давно, что и соседи-то его успели забыть.
Ребят и двух девушек, на тот момент свидетелей, наспех опросили и отпустили восвояси…

И вся история. Впору точку ставить. 

Да только вдруг взыграло в местных блюстителях закона эдакое стремление из ничего сделать Нечто: у них это называется заработать «палку», то есть, «галочку» об очередном успешно раскрытом преступлении, за что, естественно, кому – премия, а кому – и повышение…
В транспортной милиции Выборга работают «творческие» люди. Посидели они, подумали и решили: в Питере юнцы бомжей да азиатов то и дело насмерть забивают, а у нас – единственный случай, а виноватых нет. Впрочем, почему нет? А эти двое, что толклись у пострадавшего? Люди есть, значит, и статья найдется!
Не выходило с доказательной базой. Не следствие получалось, а какое-то оформительство, основанное на предположениях: ни тебе прямых улик, ни умысла, да и свидетелей никаких. И тогда вспомнили про Вышинского: «Личное признание – царица доказательств!».

Признания в прямом смысле стали выбивать из парней, благо, что сразу поняли: они не адаптированы к жизни, никогда не сталкивались со столь откровенной несправедливостью и жесткостью. Изрядно «поработал» и назначенный адвокат, который вместо помощи и содействия, психологически задавил 18-летних парней, склонив их к даче признательных показаний: якобы, в их же интересах!

Над Толмачевым пришлось крепко потрудиться: никак не хотел признаваться в поджоге! Читал я эти вирши, что называются обвинительным заключением, - и диву давался. Ну, никакой логики, жизненной пластики, достоверности. Не только великий Станиславский, но и любой здравомыслящий человек, увидев этот «труд», непременно прокричал бы сакраментальное: «Не верю!». 

Вот в уста Толмачеву вкладывают тираду о том, что они с другом пошли, дескать, погулять, и решили разжечь костер (!?). У кафе «Теремок» встретили знакомого - Павла Урсу-Тимофеева, которого не видели до того года четыре. Между делом, как словно только вчера с ним расстались, спросили у того, нет ли у него, часом, бензина? (Это в два-то часа ночи!). Тот, естественно, ответил, что есть и принес полиэтиленовую бутылку объемом 1,25 л.
Дальше - больше. Костер решили развести прямо на платформе вокзала (!), можно сказать, под носом у дежурного по вокзалу и милицейского наряда.

Ну, а там, ясное дело, увидели калеку на скамейке. Как не поджечь его? Ведь не пропадать же бензину?!
Беляев якобы быстренько подначил Толмачева, и тот с готовностью стал поливать жертву бензином, заметьте, начиная с головы и вдоль спины, после чего поджег.
На вокзале - ни души, можно бы, по логике вещей, и «ноги сделать». Но нет! Они зачем-то давай тушить несчастного, послали неведомо откуда взявшихся незнакомых девчонок за милицией - и дождались ее прибытия.
Вы видели таких преступников, которые сами вызывают милицию на место своего преступления?
Нельзя не заметить, что и тот, и другой подозреваемые после «работы» с ними милицейских «стилистов» побывали один в больнице, другой - на амбулаторном лечении по поводу полученных травм.
Но признание из них все-таки выбили! Особой гордостью выборгских «следаков» было то, что Толмачев «пришел сам» - явка с повинной. Это краеугольный камень всей доказательной базы.

На самом деле, по свидетельству родителей Толмачева, 14 августа около 20 часов за Сергеем приехали сотрудники МВД – группа захвата. Очередной и далеко не первый допрос длился четыре часа и уже далеко за полночь, 15 августа, родился признательный протокол, хотя явка с повинной предполагает добровольный приход гражданина в милицию и объяснение работникам МВД сути совершенного преступления.
А тут, как ни крути, лжеявка со лжеповинной получилась.

От Беляева тоже очень хотелось получить явку с повинной, но не вышло. Тот оказался астматиком. Попробовали было применить силу, так он чуть Богу душу не отдал. Но признание-таки выбили. Нетрудно догадаться как: забери у астматика «прыскалку» - и он все подпишет не глядя, лишь бы не задохнуться.
Трижды пришлось допрашивать «непонятливого» Пашу Урсу-Тимофеева.
В первый раз он заявил, что видел в тот вечер Беляева и Толмачева, но никакого бензина они не просили.
Во второй раз Урсу на очной ставке вообще заявил: в ту ночь с обвиняемыми даже не встречался!
И лишь спустя полтора года, под запись на видеопленку, Урсу вдруг «вспомнил»: да, было дело, передал-таки им бензин.
У следователя Ленинградско - Финляндской транспортной прокуратуры Олеси Дацюк, которая с первого дня вела следствие по делу, оказались на руках: а) признание Беляева; б) явка с повинной Толмачева; в) какое-то странное, похожее на тоже выбитое подтверждение Урсу о передаче им бензина. Все!

Но ведь это всего лишь говорильня. Нужны были конкретные доказательства, объективно подтверждающие мотив, повод и способ убийства Ершова.
В процессе следственных действий дознаватели произвели так называемый выход на место происшествия. Толмачеву и Беляеву предложили найти ту самую бутылку, которую они бросили после якобы совершенного преступления.
Толмачев вроде «опознал» какую-то бутылку (мало ли их вдоль рельсов валяется?), которая сразу же превратилась в вещдок.
Кроме того, в ходе того же следственного эксперимента статиста попросили сесть на скамейку, где сидел в ту ночь погибший Ершов – в той же позе сгорбленного человека. А Толмачеву предложили продемонстрировать, как он обливал «жертву» бензином. Но и тут ничего не клеилось. Сергей якобы лил бензин на затылок и спину, а у жертвы оказались выгоревшими передняя часть тела. Согласно же акту судебно-медицинской экспертизы, спина, якобы обильно политая бензином, и волосы затылочной части, абсолютно не были тронуты огнем.
Из дома «поджигателей» была изъята одежда, в которой они были ночью 9 августа. Сюда же приобщили и остатки одежды погибшего Ершова.
За дело взялись эксперты - и обвинение стало рассыпаться как карточный домик. Судебно-химическая экспертиза, проведенная по настоянию следствия аж трижды, показала: следов бензина или других горючих веществ в бутылке, на одежде и теле погибшего, а также на одежде подозреваемых, не обнаружено. 

Значит, не было никакого бензина? Выходит, парни оговорили себя, а их знакомый Павел Урсу оклеветал их?! 

Но следователя Олесю Дацюк это не смутило. Когда Толмачев и Беляев отказались в процессе следствия от своих «поджигательских» показаний, она решила упечь их в «Кресты» и хорошенько там «попрессовать», благо ребята попались еще не окрепшие духом.
До этих пор мера пресечения для обоих была подписка о невыезде. Но, как известно, сейчас осуществить арест можно лишь по согласию суда. 

В первый раз, когда адвокат Толмачева Владимир Мусатов объяснил суть дела, судья Калининского района Петербурга отказала в заключении под стражу обоих подозреваемых.
Но тут Олеся Дацюк пошла на повышение и стала старшим следователем отдела по расследованию особо важных дел прокуратуры Ленинградской области. Выхлопотав у заместителя прокурора согласие на арест Толмачева и Беляева, она, якобы для проведения очередной экспертизы, вызвала их в Петербург, при этом, не поставив в известность их адвокатов, и быстренько препроводила Толмачева и Беляева в Выборгский федеральный суд Санкт-Петербурга, в юрисдикции которого по территориальному признаку находится облпрокуратура. Чтобы соблюсти законность, в суд были приглашены совершенно не знакомые с делом адвокаты.

Имея согласие прокурора, Дацюк вышла с постановлением на арест обоих подозреваемых, и судья Выборгского района, глубоко не вникнув в суть дела, отправила их в знаменитые «Кресты».
Сначала обоим инкриминировалась статья «причинение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть потерпевшего». Затем свою лепту в дело внес и начальник следственного отдела по расследованию особо важных дел облпрокуратуры В. Сухарников, видно, рассудив: мол, чего там мелочиться, шьем им 105-ю (умышленное убийство), причем, «из хулиганских побуждений и с особой жестокостью». 

Именно на эту, еще более жесткую статью, и было переквалифицировано дело.
Потом был суд под председательством судьи Татьяны Нечаевой.
Но следствие по делу велось столь примитивно, что никто не сомневался: суд во всем разберется досконально и полностью оправдает непонятно за что арестованных парней. Но суд, к несчастью, оказался неправедным: Сергей Толмачев получил девять лет лишения свободы, а Валерий Беляев был освобожден в зале суда только по чистой случайности - из-за грубой процессуальной ошибки, допущенной в ходе следствия.
Но такая, на взгляд обвинения, «вопиющая несправедливость» никак не устраивала следователей. Пока Толмачев сидел, судьбой Беляева были сильно озабочены в прокуратуре Ленинградской области: мол, как же так, одного усадили, а второй гуляет? Непорядок! 

Но не сидела, сложа руки, и защита, - особенно адвокат «Адвокатской коллегии Нарышкиных» Владимир Мусатов, защищавший Толмачева. 

В результате – как гром среди ясного неба, едва не повергший в шок и «авторов» сумасбродного обвинения, и судей, пошедших у них на поводу: коллегия Верховного суда РФ решение суда Ленинградской области в отношении Сергея Толмачева, успевшего уже отсидеть без малого полтора года, отменила и потребовала повторного рассмотрения дела в новом составе суда, а стороне обвинения, в роли которой прокуратуру представляла В. Рябцева, в ее просьбе (кассационном представлении) о привлечении к уголовной ответственности еще и Беляева было отказано.
Из разговора с адвокатом Владимиром Мусатовым, а также с подключившимся к делу независимым военным судмедэкспертом подполковником Военно-медицинской академии Юрием Корнасевичем, удалось уяснить главное: суд был предвзятым - с заведомо обвинительным уклоном. 

В суде, к примеру, почему-то не оказалось главных свидетелей происшествия – студенток техникума.
Судмедэксперт Корнасевич обратил внимание и на то, что суд никак не отреагировал на несовпадение травм от ожогов на теле Ершова со способом их нанесения.

Кроме того, суд почему-то признал недостоверным эксперимент с выходом на место обвиняемых и исключил фототаблицы эксперимента из доказательной базы. Отмел он и самое главное: результаты трех экспертиз, подтверждающих отсутствие микрочастиц бензина на теле погибшего, его одежде и на одежде ребят, а также в найденной бутылке.
Судья заявила, что ей вполне достаточно признаний самого Толмачева и его знакомого Урсу-Тимофеева.
Буквально пахнуло былыми годами, когда признание считалось царицей доказательств! И тот же клеветнический донос чем-то затравленного Урсу, та же фабрикация дела, что, кажется, сумела понять коллегия Верховного суда.

Но на состоявшемся недавно пересмотре дела в отношении осужденного Толмачева в другом составе областного суда, амбиции провинциальной Фемиды вновь взяли верх над здравым смыслом и справедливостью.
«Великое дело» - корпоративная солидарность: ни в чем не повинному молодому человеку новый суд оставил старое наказание!

Вячеслав Славин, Агентство национальных новостей