г. Москва, гост. "Россия"
30 июля, пятница

Насонов Сергей Александрович, к.ю.н., эксперт Независимого Экспертно-Правового Совета, старший преподаватель кафедры уголовного процесса Московской государственной юридической академии, адвокат МГКА.

Стенограмма лекции.
Особенности работы адвоката по делам о пытках и жестоком обращении. Европейские стандарты.

Итак, каковы особенности? Например, огромное количество жалоб, которое идет от РФ или лиц, проживающих в РФ, в Европейский суд, признаются неприемлемыми по тому основанию, что заявители, вместо оспаривания нарушения норм Европейской Конвенции, пишут некое подобие надзорной и кассационной жалоб. Хотя ЕС всегда подчеркивает, что он не рассматривает себя в качестве суда четвертой инстанции. Он не будет анализировать ваши доводы, которые, допустим, посвящены необоснованности приговора, несостоятельности выводов суда и т.д. Он будет рассматривать их только в контексте нарушения тех или иных норм Конвенции, если в этом плане в жалобе есть привязка этих нарушений к отдельным статьям Европейской Конвенции. Возникает вопрос, что если, скажем, суд сослался на недопустимость доказательства в приговоре, можно ли здесь оспаривать законность самого производства по делу. И вот в этой связи я могу упомянуть два решения ЕС, которые имеют определяющее значение для понимания подхода Европейского Суда. Это дело Шенц против Швейцарии и дело Дортона против Нидерландов.

Применительно к этим двум решениям ЕС сформулировал интересную концепцию, которая называется, если перевести на русский, концепцией решающей степени. По первому делу заявитель настаивал на том, что он был осужден на основании показаний двух офицеров полиции, которые незаконно прослушали его телефонные переговоры. Они осуществили это прослушивание, приобщили пленку и дали показания о содержании этого разговора, и суд вынес на этом основании обвинительный приговор. ЕС, рассмотрев это дело, признал, что такого рода нарушение имело место. Но ЕС не признал нарушения 6 статьи Европейской Конвенции. Потому что в приговоре наряду со ссылкой на эти доказательства, суд сослался на ряд других доказательств, допустимость которых заявителем не оспаривалась. Из жалобы не следовало, что эти доказательства, полученные незаконно, были основными и в решающей степени определяющими вывод суда о виновности заявителя. Отсюда можно сделать вывод, что если в приговоре суда действительно есть ссылка на недопустимые доказательства, ЕС заинтересуется этой проблемой только в том случае, если в жалобе, поданной в ЕС, будет подчеркнуто, что эти доказательства лежат в основе вывода суда о виновности лица. Только в этом случае ЕС начнет анализировать эти доказательства на предмет законности их получения, соответствия 6 статье Европейской Конвенции.

Еще одно интересное решение из недавней практики ЕС. Понятие "свидетель" в 6 статье Конвенции следует понимать широко. Это может быть эксперт, специалист, сообвиняемый и любое лицо, которое имеет иной процессуальный статус, чем собственно статус свидетеля. Недавнее дело ЕС, когда два лица обвинялись в совершении одного преступления в соучастии. Причем, они оба давали показания, которые изобличали соответственно своего соучастника. В отношении одного из них производство было прекращено, и он более по этому делу не допрашивался, и когда в судебном заседании один подсудимый заявил ходатайство о вызове этого лица для допроса, суд ему отказал. ЕС признал в данной ситуации нарушение 6 статьи Конвенции, потому что понятие "свидетель" не стоит понимать узко. Это не только то лицо, которое имеет такой статус в соответствии с законодательством. Поэтому в данной ситуации то лицо, которое было обвиняемым по делу, ЕС было признано свидетелем в контексте автономного содержания этого термина. Вот, например известное дело, которое было рассмотрено Красноярским краевым судом. Там был вынесен приговор на основании вердикта, который в последующем был отменен Верховным судом РФ по абсолютно невразумительным основаниям. Мне кажется, что если бы был обвинительный приговор по этому делу, то были бы все основания для обращения в ЕС по правам человека, потому что суд категорически отказал в удовлетворении ходатайства о допросе специалиста, который бы подтвердил очень важные, существенные обстоятельства. И вот опять здесь возникает вопрос, можно ли специалиста признать свидетелем. В контексте этого широкого понимания, данного ЕС, они также могли бы быть признаны свидетелями по делу.

Я сейчас остановлюсь на одном моменте, который, на мой взгляд, может иметь значение. Речь идет о праве на контакт с защитником обвиняемого. Подобные дела рассматриваются Европейским судом только в том случае, если обвиняемый и защитник имели достаточное время подготовки своей позиции. Так вот только в том случае право будет реализовано, если такого рода общение не было краткосрочным и по этой причине не было эффективным как для обвиняемого, так и для защитника. В порядке статьи 51 подсудимому был предоставлен адвокат, и было предоставлено ему время на общение, но, тем не менее, оно было ограничено с тем, что суд очень настойчиво просил ограничиться часом-двумя для этого общения. В последующем защитник обратился с соответствующим возражением в связи с этим, возражение было отклонено, дело было рассмотрено, приговор был вынесен. И кассационная инстанция не признала нарушения ни одной из статей УПК, то есть не УПК, а соответствующего процессуального закона, который был в этой стране. ЕС признал в данной ситуации нарушение 6 статьи Конвенции. Хотя формально встреча имела место, тем не менее, достаточного времени для эффективной подготовки позиции не было.

Думаю, вам известно, что статья 6 Конвенции распространяется на стадии исполнения приговора, исполнения решения, если речь идет о гражданском судопроизводстве. Вот, например, в соответствующих решениях против РФ, Тимофеева против РФ ЕС обосновал, почему и стадия исполнения решения тоже охватывается сферой действия статьи 6 Конвенции. Потому, что если исполнение решения находится за рамками действия этой 6 статьи, то тогда статья полностью теряет свой смысл, потому что, в принципе, решение никогда не будет исполнено. Вот, что можно по этому поводу сказать. Кстати, я еще хотел бы сориентировать вас на одно очень интересное решение. Это дело Барбера против Испании. Это решение интересно тем, что здесь ЕС достаточно интересно подошел к изучению вопроса по соблюдению 6 статьи Конвенции, проанализировав содержание приговора по делу. Тут суд, как обычно, формально вынес обвинительный приговор, не удосужившись проаргументировать тезис о доказанности обвинения. ЕС посчитал, что 6 статья обязывает суд в случае вынесения обвинительного приговора подробно и детально аргументировать тезис о признании лица виновным. Если это сделано не будет, то, несмотря на то, что ЕС не признает себя судом четвертой инстанции и оставляет оценку доказательств на усмотрение национальных судов, вот это то самое заключение, когда неправильное формализованное составление приговора признается ЕС нарушением 6 статьи Европейской Конвенции.

Из всех статей Конвенции еще можно выделить статью 8.

6 статья Конвенции на потерпевших не распространяется, потому что суд решает вопрос о рассмотрении предъявлении уголовного обвинения. В отношении потерпевших есть такая точка зрения, что потерпевшие, в принципе, защитить свои права не могут. У нас есть федеральная статья 14 - это статья о запрещении дискриминации и, собственно, есть статья 13 - право на эффективные средства правовой защиты. Эти статьи считаются резервными на тот случай, если возникают такие ситуации, которые не предусмотрены Конвенцией. Если права потерпевших нарушались и на стадии предварительного расследования, и на стадии судебного разбирательства, то можно вполне сослаться на ту же 13 статью, доказав то, что сложившаяся ситуация потерпевшему не предоставила эффективные средства правовой защиты.

Еще один пример. Это жалоба 1 заместителя прокурора города Москвы против РФ. Он исполнял публично-властные полномочия, то есть имелись вертикальные отношения. Но в отношении него была нарушена 13 статья Конвенции, потому что он не получил права на эффективные средства правовой защиты. Ни суд первой инстанции, ни суд второй инстанции не оказались тем самым эффективным средством. По этой причине 13 статья здесь была нарушена. Поэтому, я думаю, что если здесь возникает такая проблема, даже при написании жалобы, если нет уверенности, является ли это право гражданским, я думаю, было бы не лишним проверить еще и нарушение 13 статьи Европейской Конвенции.

Статья 13 предусматривает не только право на справедливое и публичное разбирательство, но и рассмотрение в разумный срок. Это проблема как уголовного, так и гражданского судопроизводства. Несмотря на то, что процессуальные кодексы предусматривают разного рода механизмы приостановления производства по делу, и отложения и т.д., тем не менее, вопрос со сроками стоит очень остро. Применительно к этому положению, ЕС использует подход, который очень похож на тот подход, о котором мы говорили день назад применительно к пыткам. Здесь нет четкого определения, какой срок является разумным. Есть критерий, при наличии которого срок оценивается как разумный. Если рассматривать решения ЕС, то складываются ситуации совершенно разные. По одному из дел, например, дело, рассмотренное в течение двух месяцев, было признано нарушающим Европейскую Конвенцию (в частности, 6 статью). А вот по другому делу рассматривали его 8 лет(Дортон против Нидерландов), оно было признано соответствующим 6 статье Конвенции. Возникает вопрос, что же это за критерии. И анализ многообразной практики ЕС позволяет говорить о четырех критериях, оценка которых влияет на решение вопроса о том, был ли соблюден разумный срок судебного разбирательства. И, однако, если в жалобе оспаривается нарушение этого срока, то будет правильным проанализировать каждый из этих критериев, обосновав, что применительно к нему эта разумность была нарушена.

Первый критерий это сложность дела. Понятно, что сложность дела определяется объемом материалов, количеством свидетелей, соответственно, количеством томов дела, сложностью правового вопроса, который возникает при рассмотрении этого дела, потому что бывают разные ситуации, имеющие под собой практику или нет. Но вот сложность дела, естественно, влияет на разумность срока. Если видно, что дело, в принципе, стандартное, и не характеризуется, как излишней сложности, а суд рассматривал его неоправданный долгий период времени, то с очевидностью можно говорить о нарушении разумного срока при рассмотрении дела судом.

Второй критерий, который принимает во внимание ЕС, это поведение заявителя. Вот, например, в решении по делу Смирновых против РФ очень детально проанализирован этот критерий применительно к доводу жалобы заявительниц о том, что был нарушен разумный срок судебного разбирательства. ЕС указал, что да, действительно рассмотрение дела сестер Смирновых против РФ рассматривалось достаточно долго, но что способствовало этому (в том числе и те действия, которые совершались самими заявительницами, которые много раз, не объясняя причин, срывали судебное разбирательство). Поэтому, если возникает такая проблема, нужно посмотреть на то, будет ли у государства-ответчика основания ссылаться на этот критерий, оспаривая нарушение разумного срока судебного заседания. Были ли отложения, и по какой причине они происходили. Конечно, если возникает необходимость отложения судебного заседания, то желательно в письменном виде подавать соответствующие ходатайства, чтобы они были в деле, и в последующем это бы помешало государству-ответчику сослаться на этот повод, как на оправдывающий - достаточно длительный период рассмотрения дела. И, забегая вперед, скажу, что ЕС налагает бремя оспаривания доводов, изложенных в жалобе, на то государство, которое отвечает за нарушение норм Конвенции. Естественно, оно в своем меморандуме может прилагать к нему самые разнообразные материалы из дела. Это естественно, что в этой ситуации в материалах дела если будут такие ходатайства, то в последующем заявитель может также на них ссылаться.

Третий критерий - это поведение самого суда. В данной ситуации ЕС будет анализировать правовую основу решения самого суда об отложении, например, самого разбирательства, законность бездействия суда или, наоборот, законность его действий, которые повлекли отложение разбирательства. Это может быть, например, решение о назначении экспертизы, решение об отложении дела в связи с необходимостью вызова тех или иных свидетелей. То есть речь идет о тех судебных решениях, которые и обусловили такой длительный срок рассмотрения дела. Я думаю, что если в ЕС подается жалоба, в которой оспаривается этот момент 6 статьи, также можно проанализировать эти судебные решения с точки зрения их обоснованности, с точки зрения их соответствия нашим внутренним процессуальным нормам.

Четвертый критерий - это значение временного фактора для реализации права заявителя. Есть разные категории прав, на реализацию которых (отдельных из них) временной фактор оказывает очень существенное влияние, и на реализацию других, для которых временной фактор не столь значим. Поэтому если ЕС усматривает, помимо всего остального, что право заявителя было нарушено в большей степени именно в связи с такой длительностью рассмотрения дела в суде, особенно, если это было право на свободу и личную неприкосновенность. Вот, собственно, все эти четыре критерия являются слагаемыми понятия разумности сроков. Еще раз повторюсь, каких-то формальных временных промежутков ЕС не устанавливает. Он анализирует эти четыре критерия. Правда, бывают такие интересные решения ЕС, в которых он констатирует, что если сами заявители (Смирновы, как я говорил) тянули время, специально срывали заседания, то, несмотря на значимость факторов и сложность дела, он может признать 6 статью Европейской Конвенции не нарушенной.

Что касается законности состава суда, то здесь есть интересное решение ЕС по делу против РФ. В общем, это решение касается только народных заседателей, которые сейчас в уголовном судопроизводстве не действуют, но мне кажется, что в этом решении сформулирован тоже важный признак. Я думаю, вы понимаете, что суд, созданный на основании закона, беспристрастно, объективно, это те признаки суда, которыми его наделяет 6 статья Европейской Конвенции. И, конечно, в жалобе можно обозначить какие-то отступления судьи от этого принципа. Но, говоря о беспристрастности и объективности, сразу хочу отметить, что ничтожный процент жалоб удовлетворяется ЕС применительно к 6 статье Конвенции со ссылкой на необъективность судьи. Это, пожалуй, тот самый критерий, когда можно по пальцам перечислить те случаи, когда ЕС признавал 6 статью Конвенции нарушенной вследствие проявленной в судебном заседании необъективности судьи. Вот совсем недавнее решение ЕС - он признал именно по этому критерию нарушенной 6 статью Конвенции только на том основании, что муж судьи был должником того банка, дело которого рассматривалось в суде. Только установив очевидную связь, которая в принципе могла привести к вынесению определенного решения, ЕС признал нарушение. Это не говорит о том, что такие аргументы в принципе не должны излагаться в жалобах. Мне кажется, что наряду с другими моментами, они могут увеличить шансы на признание нарушенной 6 статьи Европейской Конвенции. Как правило, ЕС исходит из презумпции добропорядочности судьи и из презумпции его объективности, если нет каких-то вопиющих, тем более отраженных в самом заседании, документированных эпизодов отступления судьи от этого принципа, то ЕС, конечно же, достаточно специфически подходит к этому моменту. Думаю, все вы знаете об изменениях в УПК, относительно диктофонов и аудиозаписи во время процесса. Если раньше по этому поводу возникали проблемы, то, по крайней мере, в той практике, которая мне известна, в особенности в свете последних изменений в кодексе, это проблем не вызывало. Хотя совсем недавно пришлось столкнуться с проблемой использования даже аудиозаписи в процессе заседания, когда свидетель обвинения отказался давать показания, пока защитник не выключит диктофон, стоящий на столе. Это, конечно же, бред. И защитой, собственно говоря, суду было высказано, что если какой-то гражданин отказывается давать показания, то есть соответствующий механизм заставить его это сделать, то есть привлечь к ответственности за отказ от дачи показаний. Тем более, здесь заведомость налицо. Достаточно сложное было это дело. Сразу оговорюсь, свидетель, это был специалист-психолог, который допрашивал малолетнюю девочку, на показаниях которой строилось обвинение подсудимого. И те показания, которые она дала на следствии, продемонстрированные действительно специалистом в области психологии, повергли всех в шок, потому что настолько была вопиющая некомпетентность данного человека в проведении разного рода исследований и всего остального. Судья, несмотря на все возражения защиты, вынесла достаточно абсурдное решение о том, чтобы защитники прекратили аудиозапись. Ну, сейчас мы ждем решения суда второй инстанции. Вот такого рода моменты могут иметь место. Естественно, если они зафиксированы в протоколе, а с этим тоже очень много проблем, потому что то, что пишут в протоколе, и что происходит на самом деле - две большие разницы, но, тем не менее, если это будет зафиксировано, то можно обратиться с жалобой в ЕС по правам человека. Вот еще интересен такой казус: коллега пытался оспорить в суд второй инстанции решение судьи по поводу внесения замечаний в протокол судебного заседания. Судья вынесла постановление, в котором об удовлетворении замечаний распорядилась отказать. Кассационная инстанция также, на мой взгляд, безмотивно отказалась принять к своему производству это решение. Хотя, если проанализировать кодекс, мне не удалось найти тех норм, которые бы препятствовали процессуально к рассмотрению такого рода жалоб в кассационной инстанции, потому что это решение не подпадает под признаки тех решений, которые не могут быть рассмотрены в кассационном порядке. А вот в чем смысл оспаривания такого рода решений в кассационном порядке? Еще раз повторюсь, что протокол судебного заседания обозначен и для ЕС в том числе, потому что если есть спор о том, что было, а чего не было в судебном заседании, то это, пожалуй, один из единственных документов, который отражает весь ход процесса. Конечно, защитник может пытаться представить и свои собственные записи, в том числе аудиозаписи и их расшифровку в ЕС, но ЕС будет анализировать и протокол заседания. Это первое значение смысла обжаловать такого рода решения. А второе значение состоит в том, что в суде второй инстанции можно попытаться продемонстрировать собственные аудиозаписи, то есть отнести это в сферу правового спора. Потому что судья, единолично принимающий решение о внесении замечаний в протокол заседания, принимает решения абсолютно произвольные, несмотря на то, что эти фразы были сказаны, и аудиозапись это подтверждает. Я думаю, что если в суде второй инстанции ставить это в качестве самостоятельного предмета рассмотрения, эта аудиозапись получит больший процессуальный вес.

Несколько слов относительно 8 статьи Конвенции, потому что здесь тоже есть достаточно интересная практика. 8 статья гарантирует право на уважение частной и семейной жизни. И вот в решении по делу Смирновых против РФ (24.07.2003) ЕС признал нарушенной 8 статью Европейской Конвенции, поскольку паспорт одной из заявительниц находился длительное время в распоряжении органов следствия, хотя по отношении ней не была применена такая мера пресечения, как заключение под стражу. ЕС посчитал, что (там написали определенные препятствия с возвращением этого документа) паспорт достаточно часто используется гражданами в повседневной жизни, например, используется для обмена валюты, устройств на работу, то даже временное изъятие этого документа способно создать в частной жизни определенные затруднения.

Вообще, 8 статья имеет особое значение, потому что она гарантирует право на неприкосновенность жилища и на тайну переписки и телефонных переговоров. Именно в этом аспекте она имеет большое значение даже по отношению к иным правам, которые она охватывает. Что касается права на неприкосновенность жилища, то я бы хотел указать только на один момент, связанный с пониманием этого термина Европейским Судом. "Жилище" - это одно из тех понятий, которое ЕС понимается, толкуется в его автономном значении. И вот, например в одном деле ЕС столкнулся с проблемой обыска в офисе адвоката. Этот офис был обыскан, потому что судье местного магистратского суда поступило письмо с угрозой, причем, письмо это было выполнено на бланке адвокатского кабинета, и, разумеется, полиция, возбудив уголовное преследование, первым делом решила произвести обыск в этом адвокатском офисе. Причем, произвела его на общих основаниях, то есть не как обыск в жилище, а как просто обыск в определенном помещении, в ходе которого был изъят ряд документов, в том числе досье, имевшее значение для дела. И в последующем заявитель оспаривал законность данного процессуального действия, причем, использовал достаточно интересную аргументацию. То, что на рабочем месте он проводил достаточно большое количество времени и в этом офисе были те документы, те предметы, которые характеризовали его частную жизнь не в меньшей степени, чем те документы и предметы, которые находились в месте его проживания. ЕС проанализировал аргументы этой жалобы и сделал интересный вывод: применительно к искам, которые занимаются гуманитарными профессиями, провести четкое разграничение между местом работы и местом проживания невозможно. А по этой причине офис адвоката был признан жилищем в смысле 8 статьи Конвенции. ЕС указал на то, что каждый раз, принимая решение о том, является ли помещение жилищем, следует исходить не из формальных определений этого термина в национальном праве, потому что оно как угодно может определять это понятие, а исходя из существенных признаков. Действительно ли в этом помещении содержатся какие-то предметы, какие-то признаки, которые позволяют осуществить вторжение в частную жизнь заявителя. Если это так, то такое помещение должно признаваться жилищем в контексте 8 статьи Европейской Конвенции. Но, думаю, понятно, к каким последствиям может привести такая позиция даже применительно к нашей российской практике. Потому что, несмотря на то, что термин "жилище" в 5 статье УПК раскрыт широко, имеет более широкое содержание, чем, скажем, в жилищном законодательстве, тем более, сам офис адвоката можно с трудом подвести под признаки жилища по нашему процессуальному законодательству. Что касается адвокатов, то имеется странное расхождение между законом "Об адвокатуре и адвокатской деятельности в РФ" и нашим УПК. Расхождение связано с тем, что известная всем статья 7 УПК устанавливает норму о том, что кодекс имеет абсолютный приоритет. КС подверг эту норму сомнению в определенной степени, но мне, например, известно несколько решений районных судов, когда в отношении адвокатов производились процессуальные действия без получения на это предварительной санкции суда. Думаю, всем вам известно, что такая норма содержится в Законе "Об адвокатуре и адвокатской деятельности в РФ", но ничего подобного нет в УПК. Московские адвокаты обращались в суды, чтобы признать такого рода действия незаконными. Суды им отказали, сославшись на то, что УПК таких процедур не содержит, а согласно ст. 7 УПК имеет приоритет перед любым федеральным законом.

ЕС очень широко трактует понятие "вторжение в жилище". Это не обязательно физическое вторжение, это может быть визуальное наблюдение за тем, что происходит в помещении. 8 статья признается также нарушенной в случае, например, уничтожения жилища заявителя. Вот еще пример. Рядом с домом заявительницы построили фабрику по переработке отходов, что привело к развитию у нее ряда заболеваний. Она получила в судах отказ, потому что строительство фабрики было основано на полученных соответствующих решениях. В конечном итоге, ЕС признал нарушенной 8 статью Европейской Конвенции. Конечно, в этой ситуации право на жилище в таких условиях реализовано быть не может.

Что касается права на уважение корреспонденции. По мнению ЕС это право на уважение корреспонденции охватывает все виды коммуникации, не только телефонные переговоры и переписка, но и иные виды коммуникации одного человека с другим.

Под одному из дел ЕС признал нарушением этого права прочтение офицером полиции неотправленного письма. То есть текст, подлежащий отправке, был помещен в конверт и был просмотрен офицером полиции при обыске жилища.

По одному из дел ЕС признал нарушение, когда государство получает сведения о том, где и когда заявитель разговаривал по телефону. Естественно, это нарушение закона, потому что 8 статья допускает изъятия из нее. Есть ряд условий, которым должно соответствовать данное изъятие. И вот одно из условий - если это предусмотрено законом. Приведу два примера, которые иллюстрируют нарушение этой нормы Конвенции. По одному из дел прослушана одна компьютерная программа, которую создал молодой человек, студент Московского вуза. И он со своим соучастником из Санкт-Петербурга, которого он даже не видел в глаза, они разработали ее и решили продавать. Так вот первым покупателем, который согласился купить эту программу, оказался сотрудник отдела по борьбе с преступлениями в сфере информации. Он купил эту программу, произвел, соответственно, контрольную закупку. Задержал молодого человека. В этот же день было возбуждено уголовное дело. Был произведен обыск, в ходе которого был изъят системный блок. Человек, который производил осмотр этого системного блока, установил, что есть почтовая программа. Он соответствующим образом распечатал эту почтовую программу, как содержание писем, так и адреса электронные, от которых они были получены. И из этого содержания стало видно, что у этого молодого человека есть соучастник, с которым вместе эту программу изготавливал. Впоследствии этот молодой человек из Санкт-Петербурга также был задержан, и дело в отношении них рассматривалось Тверским районным судом города Москвы. На процессе был поставлен вопрос, насколько правомерно без судебной санкции была скрыта эта информация, которая касалась переписки этих лиц по электронной почте. Собственно говоря, удалось убедить наш районный суд, что была нарушена 23 статья Конституции РФ. Это было достаточно непростым решением, и повлияло только на признание недопустимым ряда доказательств по делу, но не на решение по существу. Я думаю, что здесь был бы повод на обращение в ЕС по правам человека. Потому что тут с очевидностью можно говорить о незаконности такого вторжения. Это один пример. А другой пример, который тоже в практике есть достаточно часто, кода, расследуя дело о преступлении, если как это связано с анализом телефонных переговоров, в особенности по мобильной связи, следствие просто запрашивает компанию-провайдера о получении распечатки входящих и исходящих звонков с того или иного номера, и благополучно получает. Причем, далеко не всегда утруждают себя получить судебную санкцию на это действие, и в итоге такие документы появляются в деле. Мне кажется, это тоже относится к нарушению 8 статьи.

Буквально об одном моменте скажу применительно к 10 статье Конвенции, гарантирующей каждому право на свободу выражения мысли. Применительно к этой статье в недавней практике ЕС есть казус, который, как мне кажется, имеет особое практическое значение для адвокатов. Ситуация в общем-то очень банальная, хоть и против Нидерландов, но она банальная и для России. Некий выходец из стран Азии получает незаконное денежное пособие. И по истечении определенного периода времени это было выявлено. Заявитель был задержан, и в полиции сотрудник полиции, а потом и начальник полиции высказывали в отношении него разного рода угрозы. Начальник отдела даже стучал кулаком по столу в процессе этого общения. И это к вопросу о том, как доказываются пытки. И вот потом по истечении какого-то периода времени ему был предоставлен адвокат. И адвокат в судебном заседании не долго думая заявляет ходатайство о признании этого допроса недопустимым доказательством, при этом указывая фамилии и должности, что такие-то лица оказывали незаконное давление. Эти лица тут же подают жалобу на адвоката с тем, чтобы он высказал опровержение этой информации, что вызвало в последующем подачу иска о защите чести и достоинства, потому что процесс был открытым, и там, соответственно, могли быть любые лица. Дисциплинарный совет (это некое подобие совета адвокатской палаты), хотя и не применяет к адвокатам никакого взыскания, но сделал ему, как это по-русски звучит, отеческое предупреждение, чтобы в дальнейшем, выступая в судах, он более тщательно взвешивал все свои аргументы и доводы. Адвокат, не согласившись с этим, обжалует это решение в ЕС, который вынес достаточно интересное решение. Он признал нарушенной 10 статью Конвенции и указал на то, что в принципе 10 статья гарантирует право каждому на критику того или иного решения государственного органа и должностного лица. Но в отношении адвоката, по мнению ЕС, 10 статья должна толковаться более широко. То есть если обычное лицо в соответствии со смыслом 10 статьи имеет такое право, адвокат в этом плане имеет более широкое право в этой сфере. То есть он должен иметь определенные привилегии от преследования за те высказывания, которые он допустил в судебном заседании. Потому что в противном случае сама деятельность адвоката оказывается подорванной, и не в состоянии объективно исполнять свои обязанности. И тут есть интересная фраза, что пределы допустимой критики по отношению к государственным служащим являются более широкими, чем в случае критики частного лица. Я думаю, что это решение в принципе способствует расширению возможностей и защиты адвокатом самого себя. Вот что я хотел сказать применительно к 10 статье, хотя практика достаточно обширна и многогранна.

Теперь несколько слов о процедурных вопросах. Как я уже говорил, большое число подаваемых в ЕС жалоб признается неприемлемыми не потому, что заявителю не удается обосновать, аргументировать свою позицию, а потому что не были соблюдены достаточно формальные критерии приемлемости жалоб. И в этой связи можно коротко очень проанализировать эти критерии. Первый критерий это условие надлежащих сторон. Соответственно, и заявитель, и ответчик должны быть надлежащими. Если посмотреть сам формуляр жалобы, подаваемой в ЕС, то первый критерий приемлемости отражается в первом разделе этого формуляра. Здесь содержится та информация, которая анализируется Европейским судом при проверке первого критерия приемлемости жалобы. Но что включает в себя этот критерий? Во-первых, должен быть надлежащий заявитель. Заявителем в соответствии с 34 статьей этой Конвенции может быть любое физическое лицо, либо группа граждан, либо любое юридическое лицо. Какие сложности здесь возникают? Во-первых, если речь идет о любом физическом лице, это не обязательно должен быть гражданин РФ. Конвенция употребляет понятие "физическое лицо" или просто "лицо". То есть здесь речь не идет о тех лицах, как-то связанных узами гражданства того государства, которым нарушены нормы Конвенции. Это может быть лицо вообще без гражданства или тот заявитель, который является гражданином иностранного государства.

Что касается возраста заявителя, это тоже не имеет решающего значения. Недавно в ЕС были рассмотрены жалобы против Великобритании заявителей, которые на момент обращения в ЕС, достигли всего лишь возраста 8 лет. Тем не менее, они были не признаны виновными, потому что в отношении них производство осуществлялось несколько в ином движении, но их направили в детское воспитательное учреждение.

Что касается жертвы, я хочу еще сказать о такой косвенной жертве. Если речь идет о смерти заявителя, например, нарушении права на жизнь, гарантированной 2 статьей Конвенции, в этой ситуации жертвой этого нарушения признаются близкие родственники. То же самое касается тех ситуаций, когда эти люди просто не доживают до рассмотрения дела.

Что касается неправительственных организаций и юридических лиц, тут тоже есть одно маленькое замечание. ЕС отвергает признание надлежащим заявителем те юридические лица, которые действуют в системе публичного права. Поэтому если юридическое лицо является элементом государственного или муниципального управления, то ЕС признает данное лицо ненадлежащим заявителем. Кроме того, ЕС отвергает также защиту в обращение неопределенного круга лиц. Такого рода возможность обращения с иском имеется в гражданско-процессуальном законодательстве и в ряде законов, например, в сфере того же экологического права. ЕС категорически это отвергает, поэтому если есть такое обращение, то ЕС его рассматривать не будет, потому что заявитель должен быть жертвой предполагаемого нарушения нормы Конвенции.

И, наконец, другая группа частных лиц. Сразу оговорюсь, что если речь идет о группе частных лиц, то жалоба, как показывает наша негативная российская практика, когда такие жалобы признавались неприемлемыми, должна заполняться как просто совокупность ряда индивидуальных жалоб. Например, первый раздел должен заполняться в отношении каждого заявителя, указывается место жительства, гражданство, национальность и прочее. Что касается второго раздела, то надо аргументировать в отношении каждого заявителя содержание тех нарушений Конвенции, которые имели место. Составленные иначе жалобы, например, сейчас ряд жалоб против РФ жителей Чечни, они признаны приемлемыми и ждут момента рассмотрения.

Что касается второй стороны в этом споре, надлежащая сторона-ответчик, в данной ситуации это РФ в лице ее многочисленных органов. Иногда в ЕС можно оспаривать нарушение права не только непосредственно со стороны РФ, но и стороны частных лиц, используя доктрину позитивных и обязательных государств. Здесь есть интересное решение по делу "Врачи без границ" против Австрии. Группа врачей решила провести демонстрацию, и параллельно государство в лице муниципальных властей разрешило провести контрдемонстрацию противникам этой идеи, причем, в месте, которое располагалось в непосредственной близости от места предполагаемой первоначальной демонстрации. Произошло столкновение. Была сорвана как первая акция, так и вторая. Последовало обращение в ЕС (после прохождения соответствующих инстанций). Здесь формально само государство право, гарантированное Конвенцией, не нарушило, но оно не создало тех условий, которые способствовали бы это право реализовать. Поэтому в отдельных ситуациях, даже если нарушение права имело место со стороны частного лица, государство не обеспечило реализацию этого права, можно обращаться в ЕС в связи с нарушением 3 статьи Европейской Конвенции. Сразу проиллюстрирую, о чем идет речь. Была потерпевшая по делам, допустим, об убийствах, которая не получает должной поддержки со стороны государства, в частности, расследование ведется поверхностно, ходатайства оставляются без внимания, в итоге дело прекращается или даже в возбуждении дела отказывается. В данной ситуации нужно говорить о том, что каждый из этих лиц, обращаясь в ЕС, указывая на нарушение той же 2 статья Конвенции, хотя, понятное дело, что их родственников убивало не государство, а какие-то частные лица, потому что государство не обеспечило его обязательства, не обеспечило должного расследования. Известно, что в отношении других государств такая логика ЕС не воспринималась. И принимались соответствующие решения.

Второй критерий - это условие места. Нарушение прав, гарантированных Конвенцией, должно происходить на территории того государства, которое его ратифицировало. Здесь вопросов нет. И как раз территория РФ охватывает этот критерий приемлемости.

Третий критерий приемлемости - это условие времени. Нарушение Конвенции може