«Пока судьи берут взятки, адвокаты будут их носить»
22 ноября 2006, 09:35
В ближайшее время Госдума намерена рассмотреть во втором чтении поправки к закону «Об адвокатской деятельности и адвокатуре». Грядущие изменения встретили ожесточенное сопротивление как в профессиональном сообществе, так и в Общественной палате. Чтобы понять, почему это происходит, мы пригласили на встречу с коллективом редакции «НИ» члена Общественной палаты, известнейшего российского адвоката, правозащитника Генри Резника. Наш разговор начался с обсуждения политических проблем.– Генри Маркович, по-вашему, в России осталась еще свобода слова?
– У нас есть свобода высказываний, у власти есть свобода этого не замечать, а у читателя есть возможность выбора. Проблемы свободы слова для простых людей никогда и не существовало. Эта проблема была у части интеллигенции, свободолюбивых интеллектуалов. Была потребность, чтобы тебя услышали, прониклись этим и посмотрели на тебя как на толкователя священного писания. А любой представитель рабочего класса и трудового крестьянства в период уже после Сталина, когда за анекдоты перестали сажать, мог сказать все, что он думает, скажем, про политбюро. На уровне пивных не было такой проблемы. Для простых людей свободы слова не было никогда, потому что об этой власти люди все прекрасно понимали. Все для них решали булка, бутылка, закуска, футбол, возможность дать образование детям, а не какие-то высокие слова.
– Как вы относитесь к тому, что у нас, по сути, исчезла оппозиция, а ее нишу заняли правозащитники?
– То, что у нас фактически ушла правая оппозиция, – это «счастье», которое выковали сами наши либералы и демократы. И правые, и «Яблоко» оказались, в общем, пустоцветами, непрофессиональными политиками. Я вспоминаю давнюю историю, когда перед первыми выборами Егор Тимурович Гайдар приехал в Магадан. Как он общался с местным населением? Он правду говорил. Они ему говорили, что им плохо, что они замерзают, что не хватает продуктов, что болеют дети, что повальная пьянка. Что отвечал Гайдар? Абсолютную правду. Что там жить нельзя, что «вас сюда ошибочно завезли». Там были лагеря и жило третье поколение, не представляющее себе другой жизни. Приезжает Жириновский: «Так, так! Сейчас: турки, турки, скоро прибудут турки, они все сделают. Так, каждому мужику – по бабе, каждой бабе – по стиральной машине!» И это работает. Я как правозащитник хочу сказать, что я не вместе с президентом, но я и не против президента. Абсолютная, тотальная оппозиционность непродуктивна и не опирается на реальные факты. Ситуация значительно сложнее. Правозащитники говорят о нарушениях прав человека, например, о том, что по-прежнему остается пыточное следствие, ухудшилась ситуация в местах лишения свободы, разрушена фактически оппозиционная пресса в провинции. Но правозащитникам грозят две опасности – правозащитный снобизм и политизация. У нас есть достойнейшие люди, которые сидели в лагерях. Но нельзя выступать с позиции того, что если ты сидел, то тебе теперь все должны. Оппозиционность, если понимать под ней критику действий власти, переместилась в сферу общественных организаций. Скажем, Общественная палата возражает власти.
– А такое часто бывает?
– Ну, а когда Общественная палата ложилась под власть? Вспомните, как повела себя палата по отношению к потрясшему всех в первом чтении закону «О некоммерческих организациях»! Прекрасное достижение демократии – тайное голосование. Но в отдельных случаях очень полезно открытое голосование. Поставили предложение – отложить принятие закона. Решение – единогласно. Все 64 человека. Власть услышала. Отложили на три недели. За это время мы подали предложения, которые были учтены.
История с Бутово. Был положительный эффект? Да, несомненно, был. Когда к нам на комиссию пришел московский вице-премьер Владимир Ресин, я говорил, что это частный случай, обозначающий общую проблему – человек и власть. В Конституции написано, что частная собственность священна и неприкосновенна. Только очень четко определенные в Конституции цели могут обусловить ограничение права собственности, возмездную экспроприацию. Дальше как события разворачиваются? Начинают с людьми говорить, ну, а потом городской суд отменяет решение, с которого и начался скандал.
Третье. Еще недавно «Единая Россия» хотела отменить выборность мэров и подчинить их губернаторам. Первое, откуда раздался голос против, – это Общественная палата, наш Вячеслав Глазычев. В результате Борис Грызлов вынужден был заявить, что мэров все же надо избирать.
И, наконец, поправки в закон «Об адвокатской деятельности и адвокатуре». Это песня! Адвокатов просто-напросто хотят поставить под жесткий контроль государства. Мы заявили: законопроект должен быть отклонен, потому что он нарушает Конституцию и международные принципы деятельности адвокатуры. Это что – сервильность?
– Как вы считаете, почему власти именно сейчас взялись за адвокатов?
– Я вообще делю проблемы на три вида: актуальные, мнимые и вечные. Вот проблема грузин и выходцев с Кавказа – актуальная, а проблема еврейства – вечная. Проблема отношений адвокатуры и государства – вечная. Наполеон говорил: «Я готов отрезать язык всякому адвокату, который употребит его против правительства». Это говорил просвещенный император Франции. Фридрих II хотел сделать адвокатов госслужащими. Многовековая проблема.
Вот недавно бастовали адвокаты в Приморском крае. Мы их поддержали. А вам известно, что первая адвокатская забастовка была еще при Людовике XIV? Франция, состоявшая из разрозненных провинций, объединялась на основе единого права для всех, и это единое право олицетворял король. Он был слабенький, ничего у него не было, кроме легистов – адвокатов, которые, однако, постепенно объединили страну. В итоге Людовик XIV приобрел колоссальную власть. Вы не представляете, какие привилегии там были у адвокатов! Адвокат идет на суд – его нельзя задержать. Дом адвоката был неприкосновенен, как церковь. Если рядом поселится какой-то ремесленник, который будет шуметь и мешать адвокату, его выселят… И однажды Людовику XIV не понравилась речь адвоката по фамилии Футон. Король его посадил. Обласканные адвокаты собрались и объявили забастовку – пока не выпустишь, не будем ходить в суды. И, вы представляете, король «отъехал»! Потому что адвокатура – это нормативно признанная оппозиция. Сейчас мы имеем один из самых демократичных законов об адвокатуре, и власть спохватилась – много воли дали адвокатам. Мне как президенту Адвокатской палаты Москвы было семь представлений по делу Ходорковского, относительно прекращения статуса адвокатов. Одного предлагали лишить статуса за то, что тот привез Ходорковскому газеты. Я тогда заявил, что если в Генпрокуратуре завелась адвокатофобия, то советую страдать в своих кабинетах, а не выставлять это на всеобщее посмешище.
Поэтому мы отвергли законопроект «О поправках к адвокатскому закону». И у меня есть реальная надежда, что чудовищные нормы, которые не просто реакционные, но до предела невежественные, не будут приняты.
– Сколько всего адвокатов в России?
– Около 55 тысяч. В Америке больше. В их Конституции были всем права даны, но мужчины были немного равнее женщин, а белые – равнее афроамериканцев. Но, в принципе, была демократия. И в Америке, и на Западе преобладает средний класс, класс собственников, а собственники нуждаются в правовой помощи. Нам в провинции работы даже не хватает. В Москве 60% уголовных дел адвокаты проводят бесплатно, то есть эта работа клиентами не оплачивается. 10% адвокатов Москвы – это адвокаты бизнеса, корпоративные адвокаты. На периферии бизнеса нет, и их максимум 1%, да и то в крупных городах.
– Как вы оцениваете дело бывшего главы Минатома Адамова, которого вы защищаете?
– Дело Адамова искусственно создано. Обвинительных доказательств в деле нет вообще. Творится беззаконие. Защитой было подано аж четыре заявления о возбуждении уголовных дел. В отношении судьи Московского горсуда – за заведомо неправосудное решение, которое было отменено в Верховном суде. Дальше – в отношении следователя, за подтасовку доказательств по делу и за злоупотребление полномочиями. В отношении надзирающего прокурора – за злоупотребление полномочиями. И в отношении еще одного начальника, генерал-лейтенанта из ФСБ, – за служебный подлог. Представьте себе: поступает справочка в суд, где рассматривается дело о продлении срока содержания Адамова под стражей. В справке написано, что в случае изменения меры пресечения он будет влиять на свидетелей и потерпевших, на ход следствия и затягивать ознакомление с материалами дела. Справка датирована 18 мая. А 17 мая Адамов закончил ознакомление с материалами дела. Это называется служебный подлог, заведомо ложные сведения. Такая вот справочка. Привыкли к тому, что они выведены из-под сферы закона. Четыре месяца никто не отвечает. Но мы ж не кровожадные, пусть дело полежит.
– Вас мучает совесть, когда вы защищаете в суде явных негодяев?
– В уголовном процессе не выясняется, подонок человек или нет, а выясняется вопрос более узкий – доказано ли, что он совершил это преступление. Адвокат приглашается только с одной целью – выяснять обстоятельства, которые способствуют оправданию либо смягчению ответственности. Односторонность адвоката закреплена в Уголовно-процессуальном кодексе.
Мне приходилось защищать разных очень достойных людей, которые не пользовались популярностью. Я защищал Гусинского, я защищал Березовского, я защищал Голдовского. Совершенно определенно могу сказать: все дела были искусственно созданы. Что касается Гусинского, то Европейский суд признал, что уголовное дело было возбуждено с единственной целью – отобрать бизнес.
Мне приходилось защищать настоящих подонков, рецидивистов, бандитов. Профессия такая. Врачи тоже должны лечить бандитов. Что делается в душе у честных адвокатов, каждый раз остается тайной. Благодаря успешной деятельности адвоката может быть оправдан в действительности виновный человек, но претензии в этом случае не к адвокату, а к прокурору, который не сумел доказать вину. Я вспоминаю фильм «И правосудие для всех» с Аль Пачино. Там адвокат защищал педофила и добился оправдательного вердикта. Педофил выходит и через сутки убивает двух детей. Адвокат в итоге сходит с ума. Это драма. Есть абсолютные мерзавцы-следователи, которые фабрикуют искусственно созданные дела, и есть адвокаты, которые предают профессию, подговаривают свидетелей, фальсифицируют доказательства. Их надо выявлять и привлекать к ответственности. И есть еще адвокаты, которых мы называем «инкассаторами». Пока есть судьи, прокуроры и следователи, которые берут, будут адвокаты, которые носят. Я их презираю. Но, с другой стороны, в известной степени с пониманием отношусь к ситуации, когда только при помощи денег можно получить законный приговор. Единственное средство для снижения взяточничества – реальный подъем престижа работы судьи, прокурора и следователя, чтобы люди дорожили своим местом. Судьи должны получать не просто много, а очень много по сравнению с другими бюджетниками. Впрочем, по моим косвенным данным, пик взяточничества мы уже прошли.
– А что, у таких явлений бывает пик?
– Есть закон знаменитого криминолога Энрико Ферри – закон предельного насыщения общества преступностью. То есть когда наступает предельное насыщение, само общество начинает вырабатывать противокриминальные акции. Преступность выше в городе, чем на селе. В новых городах – выше, чем в старых. Так было в Тольятти в советское время. Сначала там отмечался рекордный рост квартирных краж, а потом вдруг докладывают о резком падении. Я занимался тогда проблемами региональных различий преступности. Мы поехали и поначалу думали, что это начальники РОВД манипулируют статистикой. Исследовали и убедились, что реально снизилась. До минимума упали квартирные кражи. Почему? Никто не оставлял квартиру пустой. На работу не ходили, прогуливали, но дома кто-то оставался… Преступность снизилась, но и жизни никакой. Вот это по-настоящему страшно.
– Так будет ли расти спрос на адвокатов? Будет ли расти гражданская активность?
– Не думаю. Рядовые граждане должны сами проявлять инициативу, гражданское общество должно вырастать снизу, общественной активностью людей. А у нас ничего не вырастает. Помните, из «Истории одного города»: «В годину самых страшных испытаний глуповцы только теснее жались к начальству». Должно измениться качество населения.
Людмила Наздрачева, Алексей Ольшанский, Независимая газета
